Terry Pratchett - Мелкие боги (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

— Нет.

— Не может быть. Ее все слышали.

— Но не я.

— О том, что жизнь похожа на летящего по комнате воробья? Снаружи — сплошная темнота, а он летит по комнате, и это всего лишь один краткий миг тепла и света!

— А окна открыты? — спросил Брута.

— Ты можешь представить себе, каково быть этим самым воробьем и знать о темноте все? Знать, что потом вспоминать будет нечего — кроме этого момента тепла и света?

— Не могу.

— Конечно не можешь. А это очень похоже на жизнь бога. Что же касается этого места… это — морг.

Брута окинул взглядом древний мрачный храм.

— А ты знаешь, каково быть человеком?

Голова Ома на мгновение спряталась в панцире, по-другому пожимать плечами он не умел.

— По сравнению с богом? Очень просто. Рождаешься. Соблюдаешь некоторые правила. Делаешь то, что говорят. Умираешь. Забываешь.

Брута пристально смотрел на него.

— Я не прав?

Брута покачал головой. Потом встал и подошел к Ворбису.

Дьякон послушно напился из протянутых рук Бруты. Его словно выключили. Он ходил, он пил, он дышал. Или это был не он — что-то управляло им. Например, его тело. Темные глаза были открыты, но, казалось, они видят то, что Брута видеть никак не мог. Хотя создавалось впечатление, что этими глазами смотрит кто-то живой. Брута был уверен, что, если он уйдет, Ворбис будет сидеть на этих самых каменных плитах до тех пор, пока не упадет. Тело Ворбиса присутствовало здесь, но место нахождения его разума невозможно было отыскать ни в одном атласе.

Вдруг, совершенно неожиданно, Брута почувствовал себя таким одиноким, что даже Ворбис показался ему хорошей компанией.

— Чего ты с ним возишься? Он послал на смерть тысячи людей!

— Да, но, возможно, он думал, что этого желаешь ты.

— Никогда не проявлял столь извращенных желаний.

— Да, тебе было просто наплевать, — кивнул Брута.

— Но я…

— Заткнись!

Ом аж рот разинул от удивления.

— Ты мог помочь людям, — продолжил Брута. — Но ты только топал копытами и ревел, чтобы люди тебя боялись. Ты был похож… на человека, бьющего палкой осла. А люди, подобные Ворбису, усовершенствовали эту палку, и осел стал верить только в нее.

— Может сойти за притчу, если чуть-чуть подработать, — мрачно произнес Ом.

— Я говорю о реальной жизни!

— Я не виноват, что люди злоупотребляют…

— Виноват! Ты виноват! Если ты запутал сознание людей только для того, чтобы они в тебя верили, значит, ты несешь ответственность и за то, как они потом поступают!

Брута долго смотрел на черепашку, а потом отошел к куче мусора, которая занимала часть разрушенного храма, и принялся рыться в ней.

— Что ты там ищешь?

— Нам нужно во что-то налить воду!

— Ничего ты тут не найдешь. Люди ушли. Земля иссякла, и они ушли. И все взяли с собой. Можешь не утруждаться.

Брута не обратил внимания на его слова. Из-под камней и песка что-то проглянуло.

— И чего ты так беспокоишься об этом Ворбисе? — заныл Ом. — Лет через сто он все равно умрет. Мы все умрем.

Брута вытянул какой-то изогнутый осколок керамики. Он оказался двумя третями широкой чаши, расколотой поперек. Чаша была широкой, как расставленные руки Бруты, но вместе с тем она была разбита, так что никто не удосужился утащить ее.

Она была совершенно бесполезной. Но когда-то люди находили ей применение. Ободок был украшен выпуклыми фигурками. Чтобы немножко отвлечься от зудящего в голове голоса Ома, Брута принялся рассматривать их.

Похоже, фигурки изображали людей. Судя по ножам в руках, разыгрывалось некое древнее религиозное действие (убийство, совершенное во славу бога, убийством не считается). Центр чаши занимала более крупная фигура, несомненно очень важная, скорее всего это и был бог, ради которого все происходило…

— Что? — спросил он.

— Я сказал, мы все умрем. Лет через сто.

Брута продолжил рассматривать фигурки на чаше. Никто не знает, кто был их богом, эти люди давным-давно ушли. В святом месте поселились львы, и…

«…Многоножка пустынная обыкновенная», — подсказала хранящаяся в его памяти обширная библиотека…

…Заползает за алтарь.

— Да, — сказал он, — умрем.

Брута поднял чашу над головой и повернулся.

Ом быстро спрятался в свой панцирь.

— Но здесь… — Брута, стиснув зубы, закачался под весом чаши. — …И сейчас…

Он бросил чашу. Она ударилась об алтарь. В разные стороны брызнули осколки древней керамики. Эхо разнеслось по храму.

— …Мы живы!

Он поднял прячущегося в панцире Ома.

— И мы вернемся домой. Все. Я это точно знаю.

— И кто же это сказал? — раздался приглушенный голос Ома.

— Это сказал я! А если будешь спорить… Из панциря черепахи выйдет очень неплохой сосуд.

— Ты не посмеешь!

— Кто знает! Может, и посмею. Лет через сто мы все умрем, ты сам так сказал.

— Да! Да! — отчаянно завопил Ом. — Но здесь и сейчас…

— Вот именно.

Дидактилос улыбался, а это всегда давалось ему нелегко. Дело не в том, что он был угрюмым человеком, просто он не видел улыбок окружающих. Для улыбки требуется задействовать несколько дюжин мышц, а возмещения усилий — никакого.

Он частенько выступал в Эфебе, но неизменно перед философами, чьи крики «Полный идиотизм!», «Ты это только что придумал!» и другие подобные реплики заставляли его чувствовать себя спокойно и непринужденно. А все потому, что в действительности никто не придавал его словам никакого значения. Все думали не над его речью, а над тем, как бы половчее ответить.

Но эта толпа заставила его вспомнить Бруту. Люди слушали так, словно хотели, чтобы он своими словами заполнил гигантскую пустую яму. Одна беда — он объяснял философию, а они слышали тарабарщину.

— Вы не можете верить в Великого А'Туина, — твердил он. — Великий А'Туин существует. Нет смысла верить в то, что существует на самом деле.

— Кто-то поднял руку, — подсказал Бедн.

— Да?

— Но, господин, наверное, верить стоит только в то, что действительно существует?… — спросил молодой человек в форме сержанта Священной Стражи.

— Если что-то существует, в это совсем не обязательно верить, — ответил Дидактилос. — Это просто есть. — Он вздохнул. — Ну что я могу вам сказать? Что вы хотите услышать? Я только описал то, что люди и так знают. Горы возникают и исчезают, а под ними плывет вперед Черепаха. Люди живут и умирают, а Черепаха Движется. Империи процветают и распадаются, а Черепаха Движется. Боги приходят и уходят, а Черепаха по-прежнему Движется. Черепаха Движется.

— Это и есть истина? — раздался голос из темноты.

Дидактилос пожал плечами.

— Черепаха существует. Мир — это плоский диск. Солнце огибает его один раз в день и тащит за собой свой свет. И это будет происходить — без разницы, что именно вы считаете истиной. Это действительность. А насчет истины не знаю. Это куда более сложное понятие. По правде говоря, я лично думаю, что Черепахе абсолютно наплевать, истинна ли она или нет.