Алесь Куламеса - Быть рядом

— Ты про что?

— Жену перепугал, сына.

Антон почесал бороду:

— Это да, это ты прав. Но — как бы тебе это объяснить? — я не со зла.

— Как это?

— Ты присядь, я тебе расскажу.

Семён опустился на пенёк, торчавший недалеко.

— Тут такое дело, — начал Антон, но закашлялся, прикрыв рот рукой. Кашлял он не долго, но трудно. Казалось, его выворачивает наизнанку. Когда он перестал и убрал руку ото рта, Семён заметил на ней кровь. Губы Антона тоже покраснели.

— Так вот, — продолжил тот. — Я майор, служил в разведбате. Когда всё случилось, мы стояли в небольшой части, километров двести на север отсюда.

— А что случилось-то? — встрепенулся Семён.

— Ты не знаешь?

— Только догадываюсь.

— Понятно… Если без подробностей — сначала Китай по Тайваню долбанул, США по Китаю, те в ответ. А потом все сразу ударили, кто чем мог. Кто за союзника, кто сам за себя. Как с цепи сорвались.

— А с погодой что?

— Геооружие применили.

— Разве есть такое?

— Сам посмотри, — Антон обвёл рукой, указывая на лес. — По календарю декабрь…

— Январь уже, — поправил Семён.

— Серьёзно? Смотри-ка, вот и я чего-то не знаю. Спасибо, просветил. Так вот — у нас тут январь и солнце, а Англия замерзла к чертям собачьим. Такие дела…

— Понятно, — протянул Семён. — Ты это, скажи — зачем пугал нас?

— Да не злись ты, — махнул рукой Антон. — Надо было.

— Почему??

— Не шуми, сейчас объясню. Короче, когда долбануло, мы так в части и остались. Через два дня связь пропала наглухо. Так и сидели. Отправили группу — как в воду. Вторая туда же. Решили, понимаешь, ждать. Если по календарю, то больше двух лет ждали. А потом добрался до нас один летёха — грязный, оборванный. Он вроде как приказ доставил. Хотя какой там приказ — на мятом листке, карандашом. Короче, написали, мол, всё, нет больше ничего, всё рухнуло, «по возможности сохраните личный состав, гражданских и материальную часть». А через неделю стало понятно, что лейтенант тот с собой какую-то заразу приволок. Два месяца — и кроме меня никого не осталось.

Семён, почти не двигаясь, слушал.

— Ну и решил я попытать счастья — выбраться к людям. А потом, уже в дороге, понял, что болен.

— Так, а мы тут причём?

— При том. Выбираюсь я на полянку твою и понимаю — вот люди, но мне туда нельзя. Даже к забору не подойти. Представляешь, как это?

Семён не ответил. Представил.

— А живёшь ты, ну то есть жил, совсем наивно — как будто кругом рай, а не тайга. Даже собаки нет.

— Она за дядей Ваней сбежала, — насупившись, пояснил Семён.

— Пусть так. Посмотрел я на это, ну и решил тебе помочь.

— Пугая нас?

— А чем плохо?

— А чем хорошо?!

— Ох, Сеня, Сеня, — покачал головой майор, — ты кем раньше работал?

— Учителем в школе, — после короткой паузы сказал Семён.

— Ну так подумай сам, на что я вас пугал.

Семён замолчал. Долго думал и, наконец, спросил:

— Учил, да?

— В точку. Подойти не мог — сам понимаешь, не с моей заразой. А у тебя баба, дитё — и ни сигнализации, ни ловушек, ничего. Понимаешь, нельзя сейчас таким салагой жить. Неровен час, кто другой набредёт на заимку твою. Потому я и… Вот.

— Понимаю, — кивнул Семён, — понимаю.

Они замолчали. Прошло минут десять, прерываемые кашлем, прежде чем Семён решился:

— Тяжело тебе было?

Антон не ответил. Просто неопределённо мотнул головой и сказал:

— Зато не зря, кажется.

— Не зря, — кивнул Семён, вспомнив засеку. И тут же спохватился, — Слушай, я, наверное, попал в тебя?

— Есть немного, — скривился Антон.

— Давай я поднимусь к тебе.

— Нельзя. И когда домой пойдёшь, обойди подальше.

— Ты уверен? Может, болезнь уже не заразная?

— Сдурел, что ли? Хочешь семьё рискнуть?

— Ты же рисковал собой.

Антон хрипло засмеялся. Очень быстро смех перешёл в надсадный кашель.

— Мне, когда я на тебя вышел, жить осталось месяц-полтора. Какой там риск, брось…

Семён поднялся:

— Ты мог попробовать пойти дальше. Вдруг где-то встретились бы люди с лекарствами. А ты остался. Я должен тебе помочь.

И сделал шаг вперёд. Антон встрепенулся и дал очередь. Недалеко перед Семёном упала подкошенная трава.

— Не подходи, — предупредил майор. — Я тебя, конечно, не застрелю, но раню обязательно.

— Но…

— Слушай, ты совсем дурак, нет? — вскипел Антон. — Сказано — нельзя, подцепишь заразу. Думаешь, мне не хочется к людям?! Думаешь, я хочу умирать? Но не-ль-зя, понимаешь ты?

Антон закашлялся. На этот раз он кашлял особенно долго. Кровь забрызгала бороду и оружие.

— Так что, — наконец смог продолжить майор, — не приближайся.

Семён удручённо кивнул.

— Вот и хорошо. А теперь слушай — где-то южнее, километров сто отсюда, кто-то посылает сигнал «SOS». У них нет приёмника, только передатчик. Передают уже примерно год. Может быть, это автоматическая станция. А может — люди. Что тебе теперь делать — решай сам. Я тебе больше помочь тебе ничем не могу.

Семён поднялся и сказал, приложив руку в сердцу:

— Ты и так помог. Спасибо тебе.

— Иди уже, не трави душу.

— Прощай тогда.

— Прощай.

У самого края опушки Семён повернулся, хотел что-то сказать, но только махнул рукой на прощанье и углубился в лес.

Антон выждал с полчаса и спустился на землю. Надо было уходить — учитель мужик совестливый. Ещё вернётся, хоронить станет, подцепит заразу.

Майор закинул автомат на спину и заковылял прочь. Рана была легкой — считай, только кожу содрало. Но болезнь… Болезнь брала своё.

Антон откашлялся, сплюнул кровью и пошёл быстрее.

Эту историю мне рассказали в маленьком новогрудском шинке.

Я медленно ел гречку со шкварками, когда ко мне подсел дед с лирой. Он заботливо уложил потрёпанный инструмент на лавку и со вздохом облегчения вытянул ноги.

Потом кашлянул и посмотрел на меня.

— Хорошо, — кивнул я, — так и быть, угощу. Но за это ты что-нибудь расскажешь. Интересное.

Старик, конечно, согласился. Я подозвал шинкаря, попросил принести вареной картошки со сметаной. Тот взял медный грошик и удалился.

Дед проводил его взглядом, погладил бороду и заговорил, тихонько подыгрывая на лире:

— Давно ли, недавно ли, далеко ли, близко ли, думай-гадай сам, да только если от Браслава на север принять да пойти день-другой, можно упереться в деревню, что завётся-прозывается Замостье. Под деревней той — болото раскинулось. Не обойти его, не объехать, не перелететь. Звали селяне то гиблое место Гнилым Углом. И не спроста — оттуда издавна напасть всякая лезла: то дождь не к месту, то град крупный, то ураган злой. А хуже всего — в том болоте лютый цмок жил. Страшный он был неимоверно — хватал коров, коз, иногда людей уволакивал в топь. Хлопы сами не могли совладать с гадом, но на их счастье добрый пан Бог послал им шляхтича Хадкевича, удалого да опытного вояра.