Александр Шепиловский - На острие луча

— Время — это… — Квинт сморщил нос и глянул на потолок. — Пока я говорил и думал прошло время, а пока говорил, что пока я говорил и думал, опять прошло время. Короче говоря, время есть время и этим все сказано.

— Видишь, не так-то просто. Всяк понимает его по-своему. Время — это форма существования материи и, вполне вероятно, оно состоит из частиц: назовем их времятонами.

Всякое физическое поле можно превратить в вещество. Взять обратный процесс аннигиляции — образование пар. При этом из света рождается, допустим, электрон и обязательно в паре со своей античастицей — позитроном. Раз поле тяготения, суть гравитоны, обладает массой и энергией, значит, и его можно превратить в вещество. Интересно, верно? Из куска пространства получить, скажем, свинец. Время тоже можно превратить, например, в ртуть или в резину. В свободное время я как-нибудь займусь временем, а сейчас нет времени. Согласитесь, очень и очень занятная проблема. Что произойдет при встрече гравитона с антигравитоном? Никто не знает. А я думаю, родятся времятоны. Значит, пространство превратится во время, а ведь между ними прямая неразрывная связь. Но у времятона должна быть своя античастица. А что произойдет при их встрече? Вот она, область неизведанного! Признаться, мне не терпится узнать это. Хочется искать, экспериментировать, но не годится бросать начатое дело. Скоро старт.

— Фил, а если бы вдруг время пропало, не стало бы его, что тогда?

— Абсолютный покой и абсолютный нуль. Застынет в движении свет, остановятся на орбитах электроны, застынут все электромагнитные и гравитационные волны. Вселенная перестанет быть вселенной, материя — материей. Получилось бы нечто интересное и непонятное — все есть и ничего нет. Да что об этом говорить! Для нас важнее надежно установить иразер. Так вот: мы создадим вокруг него поле антитяготения, поднимемся вместе с ним на высоту нескольких сот километров, чтобы атмосфера не была помехой, и уравновесим напряженность полей. Оттуда и стартуем. Само собой разумеется, что подниматься будем строго по вертикали над полюсом. Пусть луч вращается вокруг своей оси.

— Но мы же слишком тяжелые, — сказал Тоник.

— Все находящееся в кабине, а значит, и самих себя мы окутаем нуль-пространством. По отношению к инфракрасному лучу нас как будто не станет. Сама же кабина, считай, невесома, и поэтому луч мгновенно ее выбросит и понесет на себе. Мы сэкономим много времени.

— Меня волнует вопрос, — сказал Тоник. — Как избежать метеоритной опасности? Я где-то читал, что всякая пылинка при столкновении с ракетой, летящей с околосветовой скоростью, превратит ее в облако раскаленного газа. Даже атомы становятся разрушительными снарядами.

— О, Тоник, эта задача уже разрешена. У нас готов гравитопреобразователь, который окружающее кабину поле тяготения на миллионы километров по ходу движения превратит в поле антитяготения. Все метеоры, астероиды, и даже атомы, попавшие в него, будут вышвырнуты с дороги.

— А у меня более насущный вопрос, — сказал Квинт. — Как будем управлять иразером? Надо же изменять направление луча. Рулем или штурвалом?

— Управление простое. Как вожжами. Раз поле тяготения беспредельно и все пространство пронизано своего рода нитями тяготения, значит, в луче будет находиться множество этих незримых нитей, связывающих кабину с Землей, в частности — с иразером. Остается только умело дергать нити. Не рукой, конечно, и не ногой. Это будут исполнять по нашему желанию тончайшие, чувствительные к биотокам мозга электронные механизмы. «Дерни» ряд нитей с одной стороны и иразер повернется согласно команде. Он повернется на какую-то долю угловой минуты, а мы прочертим дугу в миллиарды километров. Здесь нужен точный, очень точный расчет. Скажи, Квинт, расчеты меня когда-нибудь пугали?

— Тебя ничто не пугало, а расчеты и подавно. Это твоя стихия.

— А как обстоит дело с посадкой на планету? — спросил Ужжаз.

— При посадке на планету в разреженных слоях атмосферы мы стравливаем часть нуль-пространства, становимся слегка весомыми, и луч нас уже нести не сможет, а упасть гораздо комфортабельней, и мы, совершив плавную посадку, при необходимости облачаемся в скафандры и отправляемся куда нам вздумается.

— Все так, — согласился Квинт. — Комфорт — это хорошо, я люблю его. Приучили с детства. Но ведь планета вращается вокруг своего светила и вместе с кабиной выйдет, вынырнет из-под луча, как потом его поймаешь?

— Ты забыл, что кабина с иразером связана нитями тяготения. Это не прочный, но зато надежный рычаг. Куда планета, туда и луч. А когда нужно продолжить путешествие, мы забираемся в кабину, подымаемся ввысь, планета из-под нас убегает по своей орбите, путь вперед открыт, мы окутываемся нуль-пространством и фьюить, дальше. Но горе, если мы замешкаемся при посадке. Тогда кабина врежется в поверхность, после чего никто не отличит мои атомы от ваших. Но мы этого, конечно, не допустим.

— Думаю, что не допустите, — улыбнулся Ужжаз.

— И не допустим, — серьезно сказал Квинт.

Я думал, мы близки к завершению всех работ. Но я рано успокоился. Оказывается, целая проблема наступала нам на пятки. Я узнал об этом, когда стали подсчитывать, сколько брать с собой провизии. Она нам потребуется в основном на остановках. В самой же кабине, летящей со световой скоростью, провизия не нужна, потому что время в ней равно нулю. Поэтому все жизненные процессы остановятся и, хотя мы будем живы, в нас ни одна клетка не шевельнется, ни один нерв не дрогнет. Для этого нужно время. Мы будем живы, но думать и соображать не сможем. Чтобы мыслить, нужно время, а его нет. Если мы думать не будем, кто же даст приказ «дергать» нити тяготения? Бессмысленно отправляться. Правда, мы будем вечно живы. Но какая же это жизнь!

Сколько, черт подери, вопросов! А ведь человечеству рано или поздно придется их решать. Мне стало стыдно, что я так расхвастался перед Марлисом и остальными. Я уж не говорю о своих помощниках.

Поручив Квинту с Тоником изготовлять точные приборы, аппаратуру и механизмы по готовым чертежам, мы с Ужжазом стали усиленно экспериментировать. В бога я не верю, но само небо послало мне Ужжаза. Не знаю, что бы я без него делал. Самая правильная в мире пословица: ум хорошо, а два лучше.

Задача была предельно ясна — создать в кабине автономное, свое собственное замедленное время.

Как я уже говорил, у меня было предположение, что время, как одна из форм существования материи, состоит из своеобразных частиц — времятонов. Мы были обязаны их открыть. И мы открыли их. Легко сказать, открыли. А сколько, например, лично я здоровья потерял? Ужжаз в этом отношении был крепче меня.