Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

Так что я счел за благо не касаться вопроса о моем происхождении, а сосредоточиться на другом — на том, ради чего, собственно, сюда и явился, — на убийстве свободной гражданки Истерии одним из миньонов Безумного короля Меандра. Возможно, это преступление станет поводом для большой войны, в которой сложит голову тот из присутствующих здесь ублюдков, кто доводится мне папашей. Вряд ли это будет достойным искуплением его вины перед Маделайн и мной, но пусть хоть так расквитается за свои прегрешения. Все лучше, чем никак.

Наконец меня ввели в большой зал, и я торопливо пересек его и дохромал до трона, где рассчитывал увидеть короля. Вообще-то, тронов на постаменте оказалось два, один немного поменьше другого. Для короля и королевы, подумал я. Но где же сама венценосная чета? Троны были пусты. Я огляделся по сторонам. У одной из стен стояли в непринужденных позах и негромко переговаривались между собой несколько рыцарей. Все они были облачены в изящные придворные одежды, у одного на камзоле поблескивали золотые эполеты. У каждого с пояса свисало по короткому мечу. И все. Больше никакого оружия. Впрочем, в этом и необходимости особой не было, учитывая, сколько стражников в полном боевом вооружении стояло у выходов из зала Справедливости.

Но тут взгляд мой упал на огромный гобелен, висевший как раз позади тронов. При виде него у меня аж дыхание перехватило, по коже пробежал холодок. Представьте себе, на гобелене был изображен не кто иной, как феникс! Да-да, именно он, только что возродившийся из собственного пепла! Вглядевшись пристальней, я обнаружил на спине у волшебной птицы какого-то юношу. Мне это удалось не без труда, потому что всадник выглядел совсем крошечным и был едва заметен на фоне гигантской птицы. Да и говоря по правде, именовать его в этой ситуации всадником значило бы сильно ему польстить. Это все равно что блоху назвать жокеем.

— Ах, если б она могла это увидеть! — вырвалось у меня.

При первых же звуках моего голоса атмосфера в зале резко переменилась. До сих пор рыцари весьма оживленно, хотя и вполголоса, что-то обсуждали, но стоило мне заговорить, и в огромном помещении воцарилась гробовая тишина. Я тоже замолчал и сконфуженно взглянул в их сторону.

Один из рыцарей, тот, у кого на плечах сверкали эполеты, быстрым и уверенным шагом приблизился к постаменту, поставил ногу на нижнюю ступень и обратился ко мне с терпеливо-пренебрежительной улыбкой взрослого, говорящего с ребенком:

— Вы не должны были первым начинать разговор, юный сэр. Молодости многое простительно… Но не все.

Рыцарь, несомненно, рассчитывал, что я сей же час повинюсь в своем проступке. Будь у меня хоть капля здравого рассуждения в голове, я бы так и сделал. Но вместо этого выпалил:

— Но короля ведь пока что нет. Вот я и решил, раз он задерживается…

— Короля? — усмехнулся рыцарь. Разговор явно начал его забавлять. В зале послышались смешки. Я оглянулся и заметил, что к рыцарям, которые все так же стояли поодаль, присоединилось несколько придворных дам и девиц. Они тоже приняли участие в общем веселье. Их тоненькое хихиканье отчего-то показалось мне еще более обидным, чем насмешки мужчин. — Король нынче не принимает, юный сэр, — снисходительно пояснил мой собеседник.

— Но я… — Лицо мое, несомненно, в полной мере выразило растерянность, какую я при этом известии испытал. — Я… так понял, что он именно теперь станет выслушивать жалобы и разрешать споры, принимать петиции и… Мне так сказали там, у ворот…

Рыцарь неторопливо прошелся взад-вперед вдоль подиума. Движения его были исполнены природной грации, в стройном, сухощавом теле чувствовалась сила. Волосы его — черные, довольно длинные, чуть тронутые сединой, — сзади, под затылком, стягивал в подобие конского хвоста черный замшевый шнурок. Он остановился напротив меня и вперил в меня холодный, насмешливый взгляд своих умных, проницательных зеленых глаз.

— Король воплощает собой суд последней инстанции. Большинство жалоб, споров и петиций простолюдинов, которые сюда являются, слишком мелки и ничтожны и не стоят высочайшего внимания. Я верховный магистрат его величества, сэр Юстус. Со своими делами, каковы бы они ни были, вам надлежит обращаться ко мне. Я их улажу.

— Но мне сказали, что король сам, лично…

Он меня прервал — вежливо, но твердо. Правда, твердости в его голосе было все ж поболее, чем вежливости:

— Повторяю вам со всей определенностью: поскольку я нахожусь здесь, а того, кто вам сказал заведомую ложь, тут нет, то и обращаться вам надлежит ко мне, а не к нему. И верить не ему, а мне. Если угодно, представьте себе, что адресуетесь к самому королю. Ведь я выступаю от его имени. Таким образом, вы имеете дело почти что с его величеством. Итак… Что привело вас сюда, юный сэр?

Я понял, что дальше упорствовать не имело смысла. Короля мне все равно не увидать, это уж точно. Вдобавок силы вновь меня начали покидать: в ушах раздавался легкий звон, ноги подкашивались. Если б не закуски, которыми я так щедро угостился за королевский счет, не миновать бы мне сейчас голодного обморока.

— Моя мать, — медленно произнес я, — мертва. Ее звали Маделайн, она служила в трактире Строкера.

Я надеялся, что слова мои вызовут у всех собравшихся немедленную реакцию. Не знаю в точности, на что именно я рассчитывал… Во всяком случае, не на молчание, которое воцарилось в зале. И не на равнодушные, отчужденные взгляды…

Единственным, кто выказал подобие вежливого интереса к этому сообщению, был мой собеседник сэр Юстус.

— Какую должность она там занимала? — спросил он.

— Она… — Можно было бы, конечно, и прилгнуть, но сэр Юстус глядел на меня так пристально, и в его бледно-зеленых глазах светилось столько ума и проницательности, что я счел за благо играть начистоту. И ответил, собравшись с духом: — Я… Мне, право, неловко об этом говорить… Да и так ли уж важно, каково было ее ремесло…

— Выходит, она не иначе как шлюхой была, — вставил один из рыцарей, стоявших поодаль, и вся компания встретила его слова дружным хохотом. Мне безумно захотелось проломить их дурацкие головы чем-нибудь тяжелым. Желательно все одновременно.

— Вот именно, — подтвердил я, не пытаясь скрыть злость, которая меня душила. — Шлюхой! — Мне захотелось прибавить еще громче и злее: «И стала ею после того, как много лет назад отряд святош-ублюдков, в котором наверняка состоял и кто-то из вас, подверг ее насилию. Благодаря чему я появился на свет, чтоб вам провалиться!» Вместо этого я с деланным спокойствием и непринужденностью осведомился: — А что такого? Или у кого-то из вас по этой части проблемы?

И снова в зале Справедливости повисло молчание. На сей раз мне почудилось в нем нечто грозное, даже зловещее. Тишину нарушил дородный и высокий рыцарь с жесткими, как щетка, усами. Именно его замечание насчет профессии моей матери минуту-другую назад развеселило все общество.