Андрей Ильенков - Флудий & Кузьмич

Так, переливая из пустого в порожние шутки да прибаутки, мы почти дошли до дома егеря, как неожиданно, во всяком случае, для меня, дорогу нам перегодил председатель, подвижное лице которого выражало плохо скрываемое волнение.

– Борь, ты что ли?! – прищурился в сгущающиеся августовские сумерки Кузьмич.

– Я, Иван Кузьмич…кто ж еще…- смутился председатель, стараясь не глядеть нам в глаза, виновато перетаптываясь на месте, чем изрядно удивил егеря, видевшего его таким едва не первый раз с момента избрания на руководящую должность.

– А я думал чёрт какой из кустов вышел…тёмно уже, – по инерции продолжал шутить лесник, – ты так гуляешь или по делу пересёкся?

– Да мне вот с Федором Фомичем потолковать надо…- запнулся он, -…с глазу на глаз…

– Эвано что, – насторожился егерь, – с чего вдруг: ты ему кум, сват аль родной брат; один глаз уже отсвечивает, не твоя ли работа? – показал он сначала пальцем на мои чёрные очки, а потом, спрятав его в кулак, укоризненно и явно недружелюбно обратился к Борису.

– Кузьмич, ну что ты на него набросился: я ж тебе сказал, что на пенёк напоролся, а человеку может действительно что-то от меня важное надо, – сказал я машинально, что бы хоть как-то разрядить накаляющуюся по неизвестной для меня причине обстановку, слабо соображая, о чем собственно вообще идёт речь.

– Что ему надо я тебе, Федь, уже говорил, так что пущай лучше колесует от греха подальше. Я не погляжу что ты, Борис, в должности – окрещу вон скамейкой – мало не покажется, сам знаешь – за мной не заржавеет! – уже не на шутку заводился егерь.

– Зря ты так, Кузьмич: я-то тут причём? – обиделся председатель, брезгливо взглянув исподлобья на мою «шедевральную» гематому не помещающуюся за краями огромных чёрных очков. – И вообще – я сугубо по личному вопросу…

– Правда, Кузьмич, ну что ты, ей Богу, как Фома не верующий, – добавил я, продолжая тяжело втекать в сущность происходящего.

– А ну вас к лешему, пеньки малолетние, – делайте что хотите: вам, что кол на голове теши: всё едино по-своему сделаете! – и в сердцах сплюнув на землю, также, в свою очередь, обидевшись на выказанное недоверие со стороны издавна нелюбимого им председателя и моё пассивное отношение к этому, твёрдо направился к дому.

Всё произошло настолько быстро, что я несколько растерялся и стоял как вопросительный знак, ссутулившись неожиданно свалившимися невесть откуда непонятными пока обстоятельствами; но интуитивно я уже начал ощущать как от них уже веяло какой-то гнусностью и, как водится, предчувствие меня не обмануло.

Напряжение образовавшейся паузы нарастало, буквально насыщая отрицательно заряженными электронами пространство вокруг меня и председателя. И как только возмущённая плоть Кузьмича скрылась за калиткой, Борис вначале робко, а затем всё увереннее начал последовательно разряжать накопившуюся энергию и снова увеличивать её напряжение посредством сбивчивого монолога, прерываемого мною порой весьма эмоционально.

– Фёдор Фомич, вы меня из…извините, – председатель так и не смог унять волнения и слегка заикался, – что я вот так вот – неожиданно, вас отвлекаю, а вы, судя по документам человек занятой…

– Бросьте, давайте без церемоний, что у вас? – сделал я психологический шаг навстречу, не смотря на сложившуюся между нами за пару мимолётных встреч устойчивую антипатию.

– Спасибо… Я п…постараюсь кратко. Так вот, не смотря на то, что вы при таких должностях и п…полномочиях, а я всего лишь председатель забытой даже чёртом деревушки осмелюсь предположить, что поскольку вы не местный, то рано или поздно улетите отсюда туда, откуда и прилетели…

– Ну, допустим, что из того? – перебил его я, не понимая к чему, он клонит, но при этом весьма насторожившись по поводу последней части его предложения: «Они что тут все такие ясновидцы – рентгенологи, что знают, кто я и откуда».

– Как что?! – удивился Борис, – вы же сами не отрицаете того, что улетите, а мы останемся здесь жить дальше…без вас… как и раньше…

– Да с чего вы решили, что я вообще должен куда-то улетать? – не выдержал я необъяснимой проницательности со стороны неприятного и, не по-детски начинающего раздражать меня во всех отношениях типа.

– Во-первых, п…повторюсь, вы сами дали это понять только что, а во-вторых – ваша высокая должность и б…беспредельный по полномочиям особый мандат подразумевают по исполнению возложенной на вас миссии, как минимум личного отчёта перед вышестоящим начальством, – убедительно возразил он.

– Какой ещё миссии, что за ерунда! – начинал я про себя тихо сходить с ума, от не возможности уже в который раз внятно объяснить себе пугающую осведомлённость жителей харловки, отдавая, тем не менее, должное логике въедливого, как назойливая муха, председателя.

– Как какой? – также, похоже, недоумевал Борис в свою очередь моей несообразительности, – секретной, разумеется, – уже вся деревня знает, что вы с космосом связаны, а скоро и…

– Послушайте, уважаемый! – вновь оборвал я его удивительные откровения, всё более распаляясь, выделив последнее слово интонацией так, что б у оппонента не осталось и тени сомнений в противном смысле оного в отличие, от общепринятого у Землян исконного значения. – Даже если это и так, хотя это не совсем так, – инстинктивно слукавил я, – это абсолютно не ваше дело; более того – я, по известным причинам, настоятельно не советую совать в него ваш длинный нос! И кончим этот бессмысленный разговор, если у вас ко мне всё…- перешёл я к откровенным полуугрозам и начал всем своим видом показывать, что собираюсь к дому Кузьмича.

– Ещё одну м…минуту, Фёдор Фомич, – было очень заметно, как председатель весь напрягся и даже как-то съёжился, собираясь с духом, что бы сказать, наконец, главное, -…оставьте Надежду – ничего у вас не выйдет…

На некоторое время я буквально «завис» как бортовой компьютер, переваривая сказанное, так как меня едва не расплющило, словно блоху кузнечным молотом от услышанного. Разумеется, что его необъяснимые пророчества о негативной судьбе миссии начали распалять во мне естественный закипающий интерес вперемешку с гневом, вызванный, как уже упомянуто выше, стойким не пониманием происходящего, не говоря уже о субъекте моей неистовой любви – Надежде. В замешательстве нахлынувших и перемешавшихся между собою чувств и мыслей, я даже не заметил, как соскочил с учтивого «вы», на строгое, в данном контексте – «ты», что со мной случается крайне редко. Таким образом, я медленно, но верно терял над собой контроль, с превеликим трудом удерживаясь в привитых с пелёнок кодексу поведения гражданина ВВС.

– Не понял… что ты сказал, повтори?! – кое-как я собрался, полагая, что под «оставьте Надежду» треклятый председатель подразумевает провал, готовящийся в тайне с моими новыми местными друзьями-товарищами, операции по спасению «малютки», а не мою драгоценную Наденьку.