Андрей Ильенков - Флудий & Кузьмич

– Побожись! – напирал егерь, требуя еще более весомых доказательств моему намерению.

– Вот тебе крест, – не задумываясь, ознаменовал я себя перстами, тем не менее, подсознательно отдавая себе отчёт, к чему этот традиционный и святой ритуал обязывает.

– Ну, коли так, – выдохнул Кузьмич полной грудью скопившуюся от напряжения переживания боль, – другое дело – я тебе Федь, как себе верю – даже не знаю почему – хочешь режь меня, а хочешь – полосуй.

И он в чувствах, еле сдерживая слёзы отцовской радости за дальнейшую судьбу дочери, крепко обнял меня и трижды, как заведено на Руси с испокон веков, расцеловав меня, позвал Надежду, которая как мотылёк на свет выпорхнула к нам и без лишних расспросов сразу всё поняла.

– Эх…по-хорошему – обмыть бы такое событие, да жаль нельзя – завтра…на зорьке, да почитай что уже сегодня – работа важная, так что ли зятёк? – подмигнул он мне весело отчего мы с Наденькой зардели как маки.

– Так точно! – тем не менее, успел я взять себя в руки, подражая любимой воинской риторики Кузьмича.

– Ну, ладно! так и порешим значится: завтра помолвку отметим, ну и заодно, дай Бог, успех нашего общего, государственного дела, а теперь – спать, – поставил точку счастливый егерь в обсуждениях удивительных и пёстрых событий уходящего в историю дня.

Вот так всего в пять минут я де факто стал суженым Наденьки, доселе особенно не задумываясь: как мы будем жить, где, на что, а если Бог детишками наградит, то каковы они будут…и т.п. А ведь по-своему прав был зловредный председатель, и эта тяжёлая мысль очередной занозой застряла во мне, и ноет не проходящей болью до сих пор, но, об этом – позже: слишком серьёзная и больная для меня тема.

Может быть, еще по чуть-чуть Леивки, Командор, а то что-то у меня под сердцем опять заныло? Спасибо…дружище – вы настоящий товарищ…

Итак, наконец, наступил долгожданный для меня алый рассвет дня, от исхода которого зависел успех или провал операции по спасению «малютки» и как следствие – судьба возложенной на меня ВВС миссии. Если мой летательный аппарат в результате экстренной жёсткой посадки под Тверью окажется без существенных повреждений, то, как иногда абсурдно говорят местные, можно с уверенностью констатировать, что дело – выгорело.

Ровно в 5 утра, как и было ранее оговорено, без опозданий и в полном составе мы стояли у ворот кузницы, во всеоружии, готовые приступить к исполнению тайного государственного задания. Мои психологические тренинги с коллективов не прошли даром – лица товарищей были преисполнены осознанием важности, ответственности и даже – некоторой гордости от сопричастности к секретной операции в которой им было доверено мной участвовать.

Эх…если бы они знали кому в действительности помогают, то портреты моих дорогих друзей, полагаю, на порядок были бы ещё выразительней, хотя казалось бы куда уж больше, но не будем о грустном – продолжаю.

До места экстренного падения «малютки» было примерно 1,5 часа ходу лесом. И мы, за Кузьмичом, как за Моисеем: след в след, вереницей выдвинулись исполнить, каждый свой долг. Я – осознанно и в соответствии с заданием ВВС, а мои друзья – фактически «вслепую», ведомые, впрочем, как и я, такими благородными чувствами как: помощь ближнему, любовь к Родине и служению высокой идее. Ведь по большому счёту, как бы пафосно это не звучало: и по духу, да и, по сути, наша операция в итоге служила налаживанию межцивилизоционного контакта с землянами в лице моих товарищей на первоначальном этапе сближения. Что бы потом интегрировать в ВВС, если, конечно, их культурный уровень будет к тому времени соответствовать нашим минимальным этическим стандартам.

Между тем, Кузьмич, видимо, вдохновлённый вчерашней помолвкой, летел по лесу, меж деревьев, кустов, оврагов и всего что попадалось на его пути, как молодой лось весной на зов юной особи противоположного пола и мы – молодые и здоровые – едва поспевали за ним, что в итоге позволило сэкономить нам четверть часа.

– Кажись тута, – откашлялся, взмокший и тяжело дышавший егерь, горящими, как у охотника добравшегося, наконец, до вожделенной цели, глазами осматривая полянку у Ташнилова болота.

– Похоже, – подтвердил я, с трудом отыскав сквозь молоко медленно рассеивающегося тумана собственноручно оставленные лазерным тесаком зарубки на дубе, похожим на большой, мускулистый кукиш.

– Факт! – окончательно и бесповоротно, как главврач на консилиуме, отрезал Кузьмич, убирая набросанные им почти неделю назад ветки, – вот она, Фёдор Фомич, дыра твоя, дождалась родимая, снимай рюкзаки ребята, перекур пять минут.

И все как по команде, синхронно сняв с себя амуницию, невольно вытянули шеи, что бы заглянуть в зияющую мраком таинственности, отверзшую, как пасть затаившегося и готового к атаке хищника, углубление искусственного происхождения. Но даже первые лучи солнца уже обильно поглощающие собой уходящую в бытие ночь, не помогли нам разглядеть в чреве, хранящую надежду на успех нашего предприятия ямы, ничего кроме глухой, безразличной ко всему внешнему кромешной тьмы.

– Тёмно, хоть глаз коли, – резюмировал Пётр.

– Да уж, без фонаря не углядеть, – заключил Кузьмич, пыхнув сигаркой и расточив ядрёный аромат махорки в свежесть нежного, непорочного утра.

И вдруг, тут же, из непроглядной тьмы норы, послышался нарастающий грозный рык, и началось какое-то шевеление почвы под нашими ногами, которое было весьма ощутимо и вызвало неприятное ощущение подспудного, необъяснимого страха.

– Ч…что это? – спросил я, дрогнувшим голосом как бы всех и вся, и взволнованные взгляды Ломакина и братьев переметнулись в начале от ямы на меня, а затем на егеря, как наиболее бывалого из нас члена команды.

– А чёрт его знает, должно зверь какой или ещё кто, – со свойственной невозмутимостью и хладнокровием успокоил нас Кузьмич, основательно, по давно заведённой привычке, втаптывая окурок во влажный мох и снимая с плеча двустволку. – А ну, ребята, брысь на деревья от греха!

– Только мы, повинуясь мудрому совету егеря, начали, осторожно пятясь от зловещей норы, осматривать близлежащие деревья для спасения пропащих душ своих, как из подземелья с диким рёвом, выскочило бурое, лохматое существо округлой формы и в свою очередь, не оглядываясь, переваливаясь с боку на бок, сигануло прочь в сторону болота.

– Медведь, итиху его мать! – крикнул нам Кузьмич, и что бы окончательно устранить нечаянное препятствие на нашем пути к «малютке» по-молодецки свистнул ему в след, от чего, видимо, разбуженный нами зверь, толком не очнувшись, ещё больше прибавил со страха ходу. – Отбой тревоги, ребята! Слазь, с ёлок!

Оглядевшись, к своему великому стыду, я увидел, что был единственным из бесстрашной бригады, кто оказался на дереве: остальные хоть и отступили несколько шагов от временного медвежьего логова, но стояли на смерть, хоть и с застывшими лицами.