Андрей Ильенков - Флудий & Кузьмич

Одним словом, когда мы, включая едва живого Кузьмича, свесив к земле, как гончие собаки полуживые ссохшиеся от жажды языки, и буквально руками удерживая в грудной клетке неистово колотящиеся на разрыв сердца, выскочили из леса на полянку перед кузницей, то успели заметить, как Ломакин только-только подлетал к своей лаборатории. Осталось сделать последний километровый рывок. И мы, сбросив как лишний вес шанцевый инструмент, ради спасения товарища обновили только что установленный рекорд, и, повторив в обратном порядке процедуру подвешивания «малютки» с горем пополам, но главное – без существенных потерь, таки завершили операцию.

Ну, что такое в конце-то концов, навсегда отошедшие в мир иной мириады нервных клеток, десяток ссадин, царапин и едва не лопнувшее сердце в сравнение с достигнутой целью в масштабах поставленной ВВС задачи по налаживанию межцивилизационного контакта и бережного отношение к эксплуатируемой при этом дорогостоящей техники.

Всякий раз, когда я с судорожной конвульсией мышц, вспоминаю перипетии того неповторимого по своей изнурительности марафона, то, преклоняюсь мужеству, терпению и отчаянной удали русского народа, качествам весьма редким, но которые крайне необходимы в нынешние непростые времена для Землян. И пока такие свойства будут преобладать в характере людей, то шансы для цивилизации преодолеть внутренние противоречия и выйти на новый положительный уровень развития, определённо не равны нулю. Но двинемся дальше, дабы не увязнуть в бесконечных рассуждениях о том, что должно сделать, так как это всего лишь необходимое, но отнюдь не достаточное условие для формирования прогрессивного движения общества.

Итак. Первым, как всегда, отошёл несгибаемый ничем и никем Кузьмич, предварительно долго и серьёзно откашлявшись:

– Однако, ребятушки, я чуть Богу душу не отдал, хорошо меня Лёха с Тимохой на загривки как вещь-мешок подхватили, – спасибо вам одинаковые чудо-богатыри…

– Да ладно…чего там… – только и ответили поочерёдно смущённые Удальцовы, чинно выжимая огромными ручищами наскрозь потные рубахи, и с плохо скрываемым любопытством поглядывая в сторону мастерской Ломакина, куда мы закатили «малютку» и откуда периодически высовывалась его возбуждённая физиономия.

– Не скажите, братцы, такой марш-бросок да ещё с дополнительной нагрузкой на плечах не каждый сдюжит – это я как профессиональный военный утверждаю, так что – ещё раз благодарю за службу, как говорится – сам погибай, но товарища – выручай – вот в чём был, есть и будет залог успеха любого дела.

– Присоединяюсь к поздравлениям: сегодня все без исключения проявили должные мужество, сноровку и характер в столь крайне важной операции! – нарочито торжественно подхватил я заслуженные дифирамбы, – хотя честно признаюсь вам, что едва собственные лёгкие не выплюнул при финишном спурте.

– А у меня до сих пор руки дрожат после штурвала, – вклинялся, совершенно не глядя в нашу сторону, Пётр, как кот возле сметаны, крутившийся с логарифмической линейкой вокруг «малютки», – всю дорогу боялся не раскачать кошёлку с аппаратом, что б ни снести чего-нибудь, жуть как натерпелся…

– Вот…вот…- прищурившись сразу на оба глаза и таинственно с само собой разумеющимся намёком улыбаясь, подытожил Кузьмич, – так что, Фёдор Фомич, теперь тебе, друг сердечный, не отвертеться от сабантуя – поводов хоть пруд пруди…

– А я, братцы, и не возражаю…- мгновенно отреагировал я, залихватски почёсывая нос, чем вызвал одобрительный гул среди членов команды, хотя меня всего аж распирало от желания побыть с «малюткой» наедине, что бы прояснить, наконец, степень и характер её повреждений, если таковые обнаружатся.

– Вот это по-нашему, по-русски! – радостно хлопнул в ладоши, Кузьмич, с особым смыслом и усердно потирая оные: мол, я же говорил, что так и будет, предвкушая, как бы давно запланированное праздничное событие, – ну! – через пару часиков у меня?

– А как же аппарат, вы же обещали его нам показать? – резко обернулся Ломакин, с таким выражением лица и интонацией, которое бывают у ребёнка, родители которого обещали сводить в зоопарк, а вместо этого – поставили в угол.

– Раз обещал – значит, сделаю, – твёрдо ответил я, едва сдерживая эмоции, ибо сердце моё сжалось, как у строгого отца заметившего невинную слезинку сына, – но позже…

– Сегодня, вечером?! – не унимался гениальный Кузнец.

– Возможно, но пока твёрдо не знаю, – максимально мягко и неопределённо ответил я. – Кстати, хорошо что напомнил: аппарат-то казённый, секретный и требует серьёзной охраны: так что извини, Кузьмич, – у тебя никак не получится: а то выходит кто-то сторожить останется, а остальные – гулять будут…не по-людски, согласись?

– Да уж…оказия выходит, будь она не ладна, – заметно огорчился егерь.

– Так давайте у меня, в кузнице, и отметим! – засиял надеждой Ломакин, – и погуляем вдоволь, а заодно и за ракетой приглядим – вон, сколько места…и всё как на ладони…

– Резонно, – поставил я точку в диспуте по определению места дислокации вечеринки.

И, отдышавшись до нормального пульса, мы разошлись по домам за закусками и известным напитком, договорившись, встретится вновь через пару часов, оставив на боевом посту светившегося предвкушением свидания с передовым образцом секретной техники Ломакина и младшего из богатырей-близнецов – Тимофея, который начал с похвальным пристрастием всматриваться в возможные потенциальные угрозы окружающего пространства.

Всю дорогу, мы с Кузьмичом пытались определится, как быть с празднованием помолвки: я предлагал, хотя и не настаивал, совместить с успешным окончанием операции в кузнице, а будущий тесть напротив – отметить в узком семейном кругу сегодня же пусть и после кузницы и потом – ещё раз в Воскресенье, пригласив самых близких (разумеется, включаю всю нашу бригаду) друзей и родственников. Но как часто бывает в жизни – в итоге всё устаканилось само сбой.

Едва мы вошли в дом, как наш желудочный сок был моментально спровоцирован на обильное извержение, ароматом расточаемой снеди празднично накрытого стола, за которым в нарядных одеждах в томительном ожидании сидели Надежда с Машенькой на коленях и соответственно их мать и бабушка – Петровна.

– О, как! – изумился Кузьмич, – мы тут с Фёдором Фомичом, головы ломаем, что и как, а за нас всё уже решили – прям матриархат…туды его в качель.

– А чего тянуть-то…помолвка – дело святое, – молниеносно ответила его супруга, как и всякая иная добропорядочная мать, всей своей сутью желающая потомству счастья и готовая ради этого пойти во все тяжкие, а уж тем более, когда всё само плывёт в руки, – сам же вчера заводился.