Николай Казаков - Искатель. 2000. Выпуск №6

— Испорченности, — подсказал Юра.

Чем больше Дворецкий пытался разобраться в этом деле, тем меньше и меньше что-либо понимал. Получалось нагромождение разрозненных фактов. Или наоборот, все слишком стройно и гладко?

Он вернулся в отдел, заварил крепкий кофе, закурил и решил подвести хоть какие-то итоги.

Четыре трупа. Убиты из одного пистолета. Не исключено, что одним и тем же человеком. Трупы поджигали. Как там сказала медсестра из реанимации — очищение огнем? Если это на самом деле так, то убийства носят какой-то ритуальный характер. Хуже нет, чем иметь дело с какими-нибудь религиозными фанатами.

В деле фигурируют четыре человека — два парня и две девушки. Так заявил старичок. Но так ли это на самом деле? Может, их гораздо больше?

Два парня — это Баранчеев и Сизов? Допустим.

Сизову нужны деньги на лечение невесты. Хорошо. У Зубра и Шлема они их забрали. Судя по всему, много. Кочетову убили как свидетельницу. Боялись, что она расскажет, что с Зубром и Шлемом поехали девчонки.

Сизов позволил убить жену брата? Или просто не знал об этом, а ее застрелил Баранчеев? Или кто-то из девчонок? А пистолет у них один на всех?!

Так-так-так-так. Дворецкий затянулся. И Шлема с Зубром убивает кто-то из девчонок. Они же ехали на заднем сиденье. Они и заставили их свернуть в лес. Как? Под дулом пистолета. Они и сцепили их наручниками. Чтоб не разбежались в разные стороны. Выстрелили. А бензин принес тот, кто ехал следом на машине. Подожгли и скрылись.

У палатки стояла «Нива». У Баранчеева тоже «Нива». Это может быть простым совпадением. А может и не быть.

Стоп! А почему никто не поинтересовался, где машина Баранчеева? Может, она спокойно стоит у него в гараже, а мы тут копья ломаем?!

Дворецкий позвонил Людмиле Станиславовне и через несколько минут уже имел информацию о том, что она даже не знает, где ее сын держит машину. Может, на какой-нибудь стоянке. А может, снимает гараж. Она никогда не интересовалась.

Нормально… У богатых свои причуды.

Ладно. Идем дальше. Предположим, что так оно все и было: Сизов, Баранчеев и две девчонки — одна из них Сидорова? — выследили Шлема с Зубром, грабанули их, убили и трупы подожгли. А может, это никакой не ритуал, а просто стремление скрыть следы? Допустим. Потом кто-то из них убивает Кочетову и тоже заметает следы. А потом убивают Сидорову. Но ее-то зачем? Или она, как и Кочетова, стала представлять для них опасность? Почему она боялась, что ее и в больнице достанут и убьют?

Секундочку! Соседка-алкоголичка сказала, что она ругалась с хахалем. Может, у девчонки не выдержали нервы, и она решила пойти в милицию с повинной? Черт их поймет, этих наркоманов! Кто знает, что им может взбрести в голову? Полная непредсказуемость психики…

Ладно, она стала для них опасной, и ее решили убрать. Логично? Вполне.

И что мы имеем? А имеем мы троих преступников, спокойно расхаживающих по городу. Даже если считать, что двоих из них — Сизова и Баранчеева — мы знаем, легче не становится.

Где их искать-то? Или ждать новые трупы?

Стоп-стоп-стоп! Деньги Сизов добывал не просто так, а для невесты. Значит, каким-то образом он должен их ей передать. Но где гарантия, что, как только он появится, она сообщит в редакцию Николаеву?! Да нет такой гарантии. И быть не может. Она — детдомовская, Сизов — детдомовский, их ничто здесь не держит. С деньгами — с большими деньгами! — они могут уехать в любой город, сделать себе любые документы и спокойно жить до самой старости. И никто их никогда не найдет!…

А может, уже и уехали?

И что мы тогда имеем? А имеем мы единственную зацепку — записку Баранчеева к матери. Неужели он сам придет за деньгами?…

Дворецкий резко встал и прошелся по кабинету.

Нет, это не единственная зацепка! Можно еще и по-другому попытаться вытащить их на свет Божий! Как миленькие засуетятся! Ведь именно этого они больше всего боятся!

Юра накинул куртку и быстро спустился к машине. «Будем ловить на живца!» — он подмигнул себе в зеркало и и направился в редакцию городского радио.

Первое сообщение прозвучало на волнах УКВ-станции «Радио нашего города» в информационном блоке в шестнадцать часов тридцать минут.

«Кровавая трагедия разыгралась минувшей ночью в наркологическом стационаре. Неизвестный проник в палату, где находилась молодая пациентка, имя и фамилию которой мы вам по понятным причинам сообщить не можем, и выстрелил в нее из пистолета. К счастью, оба выстрела оказались не смертельными. А своевременно оказанная помощь и интенсивное лечение позволяют надеяться, что жертва, в настоящее время находящаяся в отделении реанимации этой же больницы, уже завтра сможет дать первые показания. По оперативным данным, она состоит в одной из городских преступных группировок и подозревается в совершении нескольких тяжких преступлений…»

Начальник отдела убавил громкость приемника и повернулся к Дворецкому:

— Неужели ты думаешь, что они опять сунутся в больницу?

— У них выбора нет. Если они хотели ее убрать, значит, она на самом деле много знала, и они боялись, что эта информация может попасть к нам. Поэтому постараются довести дело до конца.

— А вероятность, что они слушают радио?

— Это уже другой вопрос… Но, думаю, хоть кто-то из них да услышит. Или дома, Или в машине… Я попросил главного редактора, и это сообщение будут передавать каждые полчаса. Это во-первых. А во-вторых, и у нас выбор небольшой. Для начала попытаемся использовать этот шанс, а дальше будем ждать, кто придет на встречу с Баранчеевой.

— В больнице все предупреждены? Если эти парни хоть немного соображают, то могут просто-напросто позвонить и узнать. И тогда ваш план сразу рухнет…

— Сейчас там находятся Гладышев с Семеновым. Они взяли телефоны с определителем номера — поставят в приемном отделении и реанимации. И сами останутся дежурить до вечера…

— В ночь кто поедет?

— Я и Петренко. Возьмем еще усиление из управления. Человека три, думаю, хватит…

В комнате их было трое — два парня и девушка.

— Я тебе еще раз говорю — этого не может быть! — Парень в истертых джинсах и свитере, надетом на голое тело, заерзал на диване. — Ты мне не веришь?

— Верил. До сегодняшней ночи. — Второй был почти на голову выше его и гораздо шире в плечах. Неожиданно жестким голосом он спросил: — Бабу свою пожалел?

— Я…

— Молчи! Думал, я ничего не узнаю?

— Да я…

— Молчи, тебе сказал! А она бы нас не пожалела! Все бы выложила! Чуть бы на нее надавили, пару деньков без ширева подержали, и все бы как миленькая рассказала. Ты этого хочешь?

— Ну чего ты на самом-то деле?!

— Чего? А «скорую» зачем вызывал? Жалко стало? Лучше бы она дома от передозировки окочурилась! И все! И с тебя взятки гладки! Ты и при деньгах, и без обузы!