Сергей Бережной - Моривасэ Моногатари

И надо же было такому случиться, чтобы на заводе, куда самураи сопровождали господина Мосокаву, оказалась съёмочная группа телевидения. Само собой, телевизионщики не могли пропустить колоритного Каннуки, и, завидев его, тут же начали издали нацеливать на него объективы камер. Если господин Мосокава ожидал встретить здесь журналистов, подумал Цюрюпа Исидор, то Каннуки он взял в свиту наверняка для отвлечения оных. И верно: господин Мосокава, похоже, вовсе не был доволен встречей — он приказал Цюрюпе Исидору и Каннуки сдерживать прессу, а сам быстрым шагом направился к выходу из цеха.

Каннуки расправил плечи, выставил челюсть на полсяку вперёд и грозно сдвинул брови. Самурай Цюрюпа Исидор отвязал рукава.

Телевизионщики накатились на них и остановились, благоговейно разглядывая самураев сквозь видоискатели, очки и линзы. Микрофон с эмблемой популярного молодёжного канала держал юноша, восторженный взгляд которого не оставлял никаких сомнений в его интеллектуальных качествах.

Юноша, через раз забывая выдыхать, окинул Каннуки тем самым взглядом, каким турист окидывает десятиметровый гранитный член, открывшийся ему во время экскурсии в дебри таиландских джунглей.

Самурай приготовился к худшему. Каннуки, видя, что отпугнуть врага не удалось, сменил позу на менее напряжённую и изобразил вежливое равнодушие.

Юноша открыл рот, выдохнул, вдохнул и задал вопрос.

Нельзя сказать, чтобы вопрос был из неожиданных — смысл его оказался именно таким, каким и должен был оказаться. Нельзя сказать, что юноша проявил внезапный интеллект или такт — увы, увы, увы. Однако нюансы постановки вопроса не оставили Каннуки возможности использовать привычную стратегию.

— Скажите, — спросил юноша, обращаясь к Каннуки, — а что вы делаете с идиотами, которые достают вас вопросами о вашем потрясающем росте?

В ту же секунду самурай Цюрюпа Исидор понял, что эту схватку Каннуки проиграл. Юноша был очевидно не умён, хотя соображал довольно быстро: уже задавая вопрос, он успел понять его бестактность и выразить это понимание в самой формулировке вопроса. Легко высмеять человека, который не осознаёт своей глупости; но издеваться над человеком, который только что назвал идиотом самого себя, столь же бесчестно, как убивать бросивших оружие и сдавшихся в плен. Каннуки, конечно, мог и промолчать, но Цюрюпа Исидор совершенно не представлял, как в данном случае это поможет ему спасти лицо. Самурай откровенно растерялся.

— Вы первый, кто задал мне такой вопрос, — вежливо сказал Каннуки глубоким музыкальным голосом. — Я подумаю над ним внимательно. Спасибо.

Когда телевизионщики оставили их, самурай Цюрюпа Исидор низко поклонился Каннуки и спросил, не сможет ли тот взять его в ученики.

Ещё через десять минут самурай Цюрюпа Исидор твёрдо знал, что ему предстоит заниматься самообразованием долго и упорно.

И даже составил в уме довольно обширный список необходимой для этого литературы.

Однажды самурай Цюрюпа Исидор попал туда, куда совсем не целился — на городскую олимпиаду по объяснительным запискам. Мероприятие было затеяно службою порядкоохраны для публичного улучшения наружного лица и общего поднятия внутренней культуры сотрудников. Среди своего контингента привычки к объяснительным, однако, не нашлось, а потому для вящего престижу к участию в олимпиаде допустили (то есть, пригласили) представителей общественности.

Господин Мосокава, получивший наинижайшее и наилюбезнейшее приглашение от самого Главы городской порядкоохраны, оказался не по сезону добродушен, приглашение принял и участие в олимпиаде от лица всего дома поручил самураю Цюрюпе Исидору, который к тому времени успел немало и памятно проявить себя в испытаниях, требующих быстрой реакции и письменного интеллекта. Самурай, правда, смиренно просил господина Мосокаву освободить его от сей повинности, ибо ментовские кланы, особенно Гибэдидэ и Гаи, были ему, как и любому пешеходу, традиционно неприятны, но добродушие господина Мосокавы, как обычно, не распространялось на самураев его дома. Он лишь назидательно молвил, что неплохо бы самураю Цюрюпе Исидору научиться отличать уже бандитские ментовские кланы от честных порядкоохранительских, чему участие в викторине... то есть, олимпиаде... поспособствует несомненно, и даже весьма.

И вот самурай Цюрюпа Исидор сидит за длинным высоким столом рядом с такими же, как он, бедолагами, представляющими как бы все основные социальные группы, и пишет объяснительную.

Составители конкурсных заданий, вероятно, вдохновляемы были жизненной практикой, так как вопросы перед участниками ставились тоже жизненные, и даже весьма. Например, сидевший справа от самурая двухметровый верзила с антикварным вузовским «поплавком» на лацкане корпел над сочинением под заголовком «Почему я не остановился на поданный порядкоохранителем громким голосом звуковой сигнал остановиться». Сосед слева, удушливо худой дервиш с безумными глазами, одним из которых он смотрел в небо, а вторым на бумагу, мучился над раскрытием темы «Зачем я оказал растлевающие влияние на порядкоохранителя предложением ему второго непустого стакана». У самого же самурая Цюрюпы Исидора тема была... м-да... практически неподъёмная. Вот такая: «Каким образом я нарушил конституционные права порядкоохранителя, послав его словесно в жопу».

Страшнее всего было то, что слово «жопа» было стеснительно написано в конкурсном задании через букву «ё»: «...словесно в жёпу». Сия однобуквенная малость мгновенно лишила самурая боевого духа. Как-то всё это выглядело... не по-мужски, и даже весьма.

Хотя буква была категорически не на месте, полагать её опечаткой Цюрюпа Исидор не счёл возможным и допустил, что именно в ней находится ключ к решению олимпиадной задачи. Затем он осознал, что задача, для решения которой следует считать верной очевидно неверную её формулировку, представляет собой многомерный логический лабиринт, и несколько даже пришёл в ужас, так как топологию структур такого класса представлял себе очень уж приблизительно.

Можно было, конечно, задать уточняющий вопрос членам жюри, однако подходящий для этого момент минул: традиционное «Есть ли у участников олимпиады вопросы по заданиям?» прозвучало ещё до того, как задания были розданы, и не вызвало тогда желания вопрошать. А теперь было уже определённо поздно.

Сопоставив эти внешне нескладные обстоятельства, самурай Цюрюпа Исидор заподозрил, что всё они были сознательно выстроенной последовательностью намёков, которые участникам олимпиады следовало принять во внимание для достижения поставленных перед ними целей.