Вадим Проскурин - Братья-оборотни

— Эй, Принц! — позвал Луис. — А ты, часом, не человек заколдованный?

— Гав! — ответил Принц.

— Охуеть, — прокомментировал Мэтью.

— Позвольте вмешаться в вашу беседу, достопочтенные братья, — подал голос Эндрю. — Мне тут вот что подумалось. Собака-то, если все понимает, а говорить не умеет, на простые вопросы и без членораздельной речи сможет отвечать. Принц, будь добр, гавкни три раза, если меня понял.

Принц остановился, постоял немного, размышляя над словами Эндрю, затем трижды гавкнул. Еще немного помолчал и протяжно заскулил, словно хотел выговорить нечто членораздельное, но не осилил.

— Господи помилуй, — пробормотал Луис и перекрестился.

— Богоматерь и святые угодники, — пробормотал Мэтью и перекрестился.

И только Эндрю не отреагировал на случившееся ни словом, ни жестом, ибо остолбенел от потрясения. Такого радикального успеха от своего предложения он не ждал.

— Я раньше не думал, что человека реально можно колдовством в собаку обратить, — сказал Мэтью. — Думал, сказки.

Луис открыл рот, чтобы как-то прокомментировать эти слова, но не успел ничего сказать, потому что от ворот завопили:

— Дорогу отцу настоятелю!

— Слава тебе, господи, — вздохнул Луис, перекрестился еще раз, поворотился к воротам и громко воскликнул: — Отец настоятель, разрешите обратиться по срочному делу!

Четверо конных воинов, любезно предоставленных святому отцу ярлом Локлиром в качестве вооруженной охраны, въехали в ворота и расступились, освобождая путь охраняемому иерарху. Из проема ворот донесся голос Бенедикта:

— Что стряслось, Луис?

Луис не успел ничего ответить, потому что едва конь святого отца ступил на освященную монастырскую землю, как началось нечто невообразимое.

Заколдованный пес рванул с места в галоп и попер на отца Бенедикта, как бешеный кабан прет на охотника с рогатиной. Вопреки обычаям собачьего племени, пес не выражал своих чувств ни рыком, ни движениями хвоста, даже зубами не клацал, просто пер себе и пер, и в глазах его читалась смерть.

— Что за на хуй? — только и успел вымолвить святой отец.

И напрыгнул на него гигантский пес, и оказался отец Бенедикт в одном шаге от полного пиздеца, но не попустил господь, и хватанул пес святого отца за бедро огромными челюстями своими, но не перекусил ни кость, ни кровеносную жилу, а всего лишь зажевал штаны, да синяк огромный поставил.

Но про синяк — это потом выяснилось, а в тот момент все подумали, что пиздец пришел, загрызла святого отца подлая тварь. Ибо вспискнул отец Бенедикт жалобно, и повалился без чувств с коня: сам святой отец в одну сторону, а его посох, прозванный чудотворным — в другую. И вскинулся конь на дыбы, и заржал охуевши, и замахал копытами в воздухе, и одним копытом залепил злокозненной псине прямо в кощунственный ебальник.

Взвизгнул пес и отпрыгнул, поджав хвост. И вторично заржал конь отца Бенедикта, и помчался, не разбирая дороги, и едва не зашиб какого-то послушника, но бог миловал.

Тем временем ярловы кнехты оправились от первоначального охуения и обнажили оружие. И напрыгнул пес на святого отца, желая перегрызть тому глотку, но получил кистенем по спине, и растянулся в пыли, а другой кнехт попытался приколоть его копьем, но промахнулся. И стали кнехты тыкать пса копьями, но не попадали, ибо вертелась сатанинская тварь, как грешник на сковородке, и ловко уворачивалась от всех ударов. И въехали в монастырский двор еще четверо кнехтов, и тоже обнажили оружие, и тоже завопили, и тогда, наконец, испугался дьявольский пес. Закричал он, и похолодела душа у каждого, слышавшего сей крик, ибо таков он был, словно собачья глотка пыталась извергнуть человеческими словами чудовищное проклятие, но не смогла, ибо собачий язык — не человеческий. И впал дьявольский пес в отчаяние и умчался хер знает куда.

И обратились монахи и кнехты к святому отцу, и стали оказывать первую помощь. Брат Гордон, сведущий во врачевании, стал осматривать надкушенную ногу, а брат Луис прочел краткую молитву, похлопал отца Бенедикта по щекам, а когда тот застонал — влил в приоткрывшийся рот немалый глоток славного монастырского вина. И поперхнулся святой отец, и стал кашлять, плеваться и материться, словно плотник, ошибочно приколотивший к сооружаемому строению собственную ступню. Но вскоре успокоился, глотнул еще вина и изрек:

— Пиздец, братья.

— Осмелюсь заметить, святой отец, вы преувеличиваете, — возразил брат Гордон. — Если бы на пару дюймов глубже — то был бы реальный пиздец, а так хуйня, в лечении не нуждается.

— Вечно у тебя в лечении ничего не нуждается, — проворчал святой отец. — Типа, пиздец мы не лечим, а хуйня сама пройдет… А что лечим-то?

— Вы, святой отец, знаете толк в медицине, — сказал брат Гордон. — Могу примочку приложить, если настаиваете.

— К жопе своей примочку приложи! — возмутился Бенедикт. — А еще лучше в нутро засунь и проверни!

— Осмелюсь заметить, святой отец, что примочка, засунутая в нутро, перестает быть примочкой, а становится либо клизмой, либо свечкой, в зависимости от…

— Заткни ебало! — рявкнул святой отец. — Иди на хуй, врачеватель, не до тебя сейчас! Где мой посох?

Бенедикту подали посох и помогли встать на ноги. Стало видно, что святой отец хромает на левую ногу. Также стало видно, что каждый шаг причиняет святому отцу сильную боль, ибо ругался отец Бенедикт так, что менее славный монах за такую ругань мог бы и на епитимью нарваться.

Ругался отец Бенедикт минуты две, затем перестал, подтвердив в очередной раз великую силу духа. Ибо не всякий человек способен столь быстро оправиться от столь великого опизденения и начать рассуждать разумно.

— Что за блядская тварь? — задал святой отец первый разумный вопрос. — Откуда приползла?

Брат Луис сурово посмотрел на брата Мэтью, тот перекрестился, вытер со лба выступивший пот и стал отвечать.

— Моя вина, святой отец, — сказал он. — Каюсь, не распознал дьявольского оборотня под собачьим обличием. Думал, волкодав породистый, сбежавший хуй знает откуда.

— Петух тоже думал, — проворчал Бенедикт. — Где добыл волкодава?

— Он по дороге сам приблудился, — ответил Мэтью. — Мы с Эндрю ездили в Ноттамун за оброком, а обратном пути эта тварь и приблудилась. Осмелюсь заметить, святой отец, до встречи с вами он ни на кого не бросался, и злобы ни к кому не выказывал, нормально себя вел, почти разумно.

— Охуеть как разумно, — пробормотал себе под нос брат Луис и украдкой перекрестился.

— Это, по-моему, не собака, а заколдованный человек, — подал голос юный брат Эндрю.

Бенедикт окинул его таким взглядом, каким окинул бы внезапно заговорившую лягушку или, скажем, мышь. Затем сказал: