Вадим Проскурин - Братья-оборотни

Пес коротко тявкнул, дескать, извинения приняты. И снова повернулся к алтарю, и распростерся ниц на каменном полу, и стал глядеть на распятие снизу вверх, и в его собачьих глазах стояли слезы.

— Молю тебя, господи, спаси раба своего, кем бы он ни был, — сказал Эндрю. — Не ведаю, как лишился он человечьего облика, но полагаю, что обусловлено сие беззаконным дьявольским злодейством, ибо ежели был в чем виновен раб твой, то уже покаялся он, и свидетельствую, господи, что покаяние его искренно.

Пес благодарно ткнул Эндрю в запястье мокрым и холодным носом, негромко тявкнул, и качнул длинной мордой в ту сторону, где в иконостасе располагалась икона богоматери с младенцем.

— Да-да, ты абсолютно прав, — кивнул Эндрю. — Извини, запамятовал, кому лучше всего направлять молитвы в подобных случаях. Обращаюсь к тебе, богородица, дева святая, со смиренной молитвой, не за себя молюсь, но за товарища, имя которого мне неведомо, а ведомо лишь то, что блаженно его сердце и не таит оно злобы… гм… Послушай, уважаемый, а зачем ты бросился на отца настоятеля?

Пес издал протяжный не то рык, не то скулеж, будто хотел ответить на вопрос человеческим языком, но не смог выговорить желаемое из-за несовершенства речевого аппарата.

— Давай мы с тобой вот как побеседуем, — обратился к псу Эндрю. — Лаять в храме доброму христианину не подобает, поэтому давай ты будешь отвечать на мои вопросы жестами. Если хочешь ответить утвердительно, кивай мордой, а когда отрицательно — мотай башкой из стороны в сторону. Согласен?

Пес кивнул.

— Ты раньше был человеком? — спросил Эндрю.

Пес кивнул.

— Тебя заколдовали?

Пес кивнул.

Заскрипела входная дверь. Эндрю обернулся на звук, а когда повернул голову обратно, рядом с ним никого не было. Неужели все это ему причудилось? Господи помилуй…

— Эндрю, ты здесь? — донесся от дверей голос Мэтью.

В пустом помещении вопрос прозвучал очень гулко и громко, почти что оглушительно. Странно, а пес удалился бесшумно. Наверное, и вправду причудилось.

— Здесь я, — ответил Эндрю. — Мне только что видение было.

— Не пизди, — автоматически ответил Мэтью, но сразу вспомнил, где находится, и добавил: — Прости, господи, невольное сквернословие.

— Клянусь господом Иисусом, богоматерью и святым Андреем, мне в натуре было видение! — заявил Эндрю. — Привиделось мне, что пес-волкодав, которого мы сочли сатанинским, лежит рядом со мной и молится, и крестится передней лапой, и плачет, а глаза у него кроткие.

— Хуясе кроткие, прости господи еще раз, — сказал Мэтью. — Эндрю, брат мой возлюбленный, у тебя с головой точно все в порядке?

— Вот те крест, — ответил Эндрю и размашисто перекрестился. — Созерцал я сие видение столь же отчетливо, как сейчас вижу вас, брат, Мэтью, даже отчетливее, ибо ближе. Я с ним поговорить хотел, а вы спугнули. А кстати, его еще не нашли, пса этого?

— Не нашли, — покачал головой Мэтью. — Как сквозь землю провалился. Отец настоятель рвет и мечет.

Из-под скамьи донесся негромкий рык.

— Что это? — испуганно вскрикнул Эндрю. — Брат Мэтью, вы слышали? А это, наверное, не видение было… Эй, друг мой заколдованный, будь любезен, гавкни дважды негромко, если меня слышишь!

— Гав-гав, — негромко прозвучало из-под скамьи.

— А теперь гавкни трижды, если ты по роду не собака, но человек, заколдованный сатанинской магией, — попросил Эндрю.

— Гав-гав-гав, — прозвучало из-под скамьи.

— Господи, помилуй, велика воля твоя, — потрясенно вымолвил Мэтью.

Эндрю отметил, что его друг и наставник великолепно владеет своими чувствами, не зря братья дразнят его бесстрастным. Ибо только бесстрастный человек способен в такую минуту помянуть господа вместо того, чтобы начать ругаться.

Мэтью подошел ближе к источнику звука и уселся на скамью. Эндрю сел рядом. Превращенный в пса заколдованный человек выбрался из-под скамьи, и они стали беседовать. Точнее, пытаться беседовать, потому что беседа не клеилась, трудно поддерживать разговор, когда один из собеседников умеет говорить только «да» и «нет». А узнать у такого собеседника что-нибудь неочевидное — задача почти что невыполнимая.

После долгих расспросов Эндрю и Мэтью убедились, что в собачьем облике пребывает именно заколдованный человек, а не ангел, не черт, не леший, не кикимора или какая-либо иная нечисть. Притом до заколдования этот человек был отнюдь не вонючим смердом, но принадлежал к благородному сословию. Эндрю попытался вызнать у несчастного имя и титул, но тот, разумеется, отказался отвечать на эти вопросы, только негодующе зарычал.

— Отстань от рыцаря, хватит уже домогаться, — сказал Мэтью. — Всякий благородный дворянин, оказавшись на его месте, повел бы себя точно так же.

— Почему? — удивился Эндрю.

— Чтобы не компрометировать честь рода, — объяснил Мэтью.

Пес утвердительно гавкнул, и стало понятно, что Мэтью понял его правильно. И тогда Мэтью перешел к следующему вопросу — с каких таких хуев заколдованный рыцарь набросился на отца настоятеля, да еще так яростно? Но получить вразумительный ответ на этот вопрос монахам тоже не удалось, причем непонятно было, то ли они не понимают, что надо спрашивать, то ли их собеседник ловко уклоняется от ответа.

От отчаяния Эндрю предложил попробовать поговорить с заколдованным рыцарем так, как некоторые монахи разговаривают с духами умерших. Написать где-нибудь в ряд все руны, какие есть в алфавите, а пес будет ходить вдоль этого ряда и тыкать лапой то в одну руну, то в другую, а Мэтью будет читать руны вслух, и от этого будут получаться слова. Но не вышло.

— Я неграмотен, — сказал Мэтью.

— Как это? — изумился Эндрю. — Вы же все время с собой восковую дощечку таскаете…

— Так я ж не рунами там пишу, — объяснил Мэтью. — Я зарубки делаю, сколько чего кому причитается, палочка — одна штука, галочка — пять штук, крестик — десять штук. А как рунами пишут — я не ведаю.

— Вот, блядь, незадача! — расстроился Эндрю. — Что ж теперь делать-то?

— Доложить отцу-настоятелю, — предложил Мэтью. — Простое жизненное правило: не знаешь, что делать — доложи старшему.

Пес угрожающе зарычал.

— Нет, не в том смысле доложить, — поспешил добавить Мэтью. — Я ему расскажу, что ты никакой не дьявол, он поймет…

Пес поставил передние лапы на колени брата Мэтью и приблизил свою страшную морду вплотную к его лицу. Посмотрел в глаза суровым взглядом, помотал головой из стороны в сторону, снова посмотрел в глаза и вопросительно гавкнул, дескать, понял, нет? И многозначительно оскалил зубы.

— Э-э-э… — сказал Мэтью.

Пес клацнул зубами.

— По-моему, он не хочет, чтобы мы рассказывали отцу-настоятелю, — сказал Эндрю. — Он как бы намекает, что если ты расскажешь, он тебя загрызет.