Лана Туулли - Длинные тени

— Выпьем за предстоящее сотрудничество? — предложила Кассандра-Аурелия.

«Как, все-таки, с ними просто. Чуть-чуть лести, очень много вина — и они ваши, с потрохами. Кстати, можно было бы и не тратится на старое еленоу, этому похотливому скоту всё равно, что лакать, вино или ослиную мочу,» — думала еленоу, с мягкой улыбкой слушая самовосхваления ее нового «компаньона». — «Ну да ладно. Главное, есть кого послать в Ллойярд. Ах, как не вовремя сломалось ожерелье! Столько дел, столько планов… А еще истеричка Мелориана требует помощи, как будто это так просто — организовать королю преждевременную кончину. Надеюсь, что Вайли сможет починить артефакт, и я смогу проворачивать дела самостоятельно, не прося помощи у таких вот… специалистов .»

— А я-то думал, ты меня ненавидишь! — захмелевший Рутфер, которому наобещали огромный воз и маленькую гномью вагонетку всяческих благодарностей, был благодушен, как и полагается человеку, причастившемуся откровений Великого Мяо. — Помнится, та старуха была на тебя похожа…

— Старуха? — деревянным, неживым голосом уточнила донна де Неро.

— Которая мне отравленное яблочко совала, — объяснил Огги. — А вот сейчас вижу, что это не ты…

М-м… Всё-таки запомнил, значит. Ну да ничего, потом разберемся. Главное, чтобы съездил в Ллойярд, починил ожерелье, а потом уж я тебя отблагодарю. За всё.

Нервничая гораздо больше, чем желала того показать, Кассандра-Аурелия поправила спрятанный стилет.

На душе было муторно. Как будто какая-то черная липкая гадость протянула щупальце и затаилась, выгадывая время, чтоб схватить за шею. На всякий случай Кассандра даже обернулась — но нет, позади нее никого не было. Лишь две бродячие кошки клянчили у трактирных служанок внеочередной полдник.

Нервишки шалят. Или совесть не чиста, — подумала Кассандра де Неро и криво улыбнулась получившейся шутке.

— Дон Текило Альтиста, я полагаю? — вежливо спросил румяный, высокий молодой человек.

Счастливо спасшемуся из каменного плена сеньору он с первого взгляда не понравился. Вежливый, сволочь! Еще и кланяется, войти в Башню предлагает… А вот тебе!

Схватив детинушку за отвороты камзола, дон Текило крутанул, подставил подножку и отправил надоеду в подвернувшуюся стену. Не путайся под ногами, мне маг нужен! Где эта гнида волшебная? Где этот …, чтоб его … … и … дважды, где он?!!

Ага!!!

Ворвавшись в гостиную, дон Текило увидел благообразного старичка в потертой лиловой мантии. Старичок умильно улыбался и кивал, его длинная белая борода подрагивала, как наполовину оборванная паутина, — и это зрелище заставило кровь кипеть в жилах. Ну, здравствуй, твое магичество!

За бороду тебя — и хрясь, и два, и три, получай, получай!!! По мордасам его, по наглой улыбочке, уууу, сволочь, ты мне за всё ответишь!!! Получай! Получай!!!

Приблизительно на десятой минуте экзекуции, когда старикашка уже полностью уподобился рваной тряпке, валялся под ногами и не подавал признаков жизни, оскорбленный в лучших чувствах дон заметил присутствие свидетелей. Два откормленных енота, полдюжины белок и еще какое-то пушное зверьё сидели — кто на спинках кресел, кто на буфете, кто по углам, — и с любопытством наблюдали за беснующимся человеком.

Только тогда иберрец вспомнил, с кем он имеет дело. Нет, не то, чтобы он забыл — такое забудешь, как же! — но все-таки.

Дон Текило брезгливо дотронулся до лежащего под ногами тела… как и следовало ожидать. Оно растворилось , меняясь на глазах, и уже через пару минут превратилось в то, чем было раньше — мягкую, хорошей выделки овчинку, теперь не очень белую, а местами даже и основательно порванную.

Ну и сволочь же ты, твое магичество, ух, какая же ты сволочь…

— Где?!! — рявкнул дон Текило, пинком распахивая наружную дверь. Вежливый детинушка, прижимающий снег к разбитой скуле, на всякий случай отскочил в сторону, всем видом показывая, что, вообще-то, в смертоубийстве он участвовать не собирается… даже в качестве потенциальной жертвы…

— Здесь он, в могилу укладывается! — подсказал какой-то тоненький голосок.

Дон Текило мигом обежал Башню и увидел, как на маленькой, расчищенной от снега полянке мерзкий клятый старик, докапывает узкую неглубокую яму.

При приближении разгневанного оборванца волшебник засуетился, отбросил лопату и поспешил спуститься в могилу. Сам улегся — аккуратненько так, даже ручки на груди сложил, сволочь.

Дон Текило подошел к краю могилы и пнул комок смерзшейся земли. Постоял, дыша тяжело, как разгневанный бык. Только сейчас иберрца «догнал» легкий хрустящий морозец, только сейчас, стоя над могилой и наблюдая, как на сморщенного, щуплого старикашку падают крупицы земли, смешанные с белым снегом, дон Текило вдруг понял…

Собственно, он ничего такого не понял. Просто замерз и порядком устал — все-таки бегом от городишки до Башни, по лесам, по затянутым неверным ледком болотцам, да еще кулаками работать пришлось.

— Вообще-то, я ведь проверить могу, настоящий ты в могиле, или опять смагичил какую-нибудь пакость, — проворчал Текило, — но будем считать, что я это сделал. Выходи. Яму не засыпай, — велел он побитому молодому человеку. — Она твоему старику пригодится, когда мы будем согласовывать компенсацию моих душевных страданий…

Со стороны Башни — там, где на карнизе второго этажа сидел старый, наполовину облысевший ворон, послышался жалобный стон. Танцующая с начинающимся снегопадом Касси сделала пируэт и захихикала:

— Уж лучше бы ты и в самом деле умер, — подначила она старого волшебника. Тот демонстративно отвернулся, попал клювом в камень, не удержал равновесие — и рухнул вниз, теряя перья.

Непочтительный призрак расхохотался еще громче.

— Говорю тебе: собственными глазами видела, как эта хитрая дрянь заманивала к себе в комнату нашего Огги! — для пущей правдоподобности Луса указала на орган, свидетельству которого призывала верить. — А Огги что? Огги пошел! Он ведь, в сущности, как дитя — любой кошке верит… Что с него, в сущности, взять — остолоп, он и есть остолоп!

Женщина принялась энергично мешать кипящее в огромной, закопченной кастрюле варево. Любомарта скептически поджала губы и подумала, что она может возразить на слова товарки.

Возразить особо было нечего — сама Любомарта ушла спать еще засветло, о большом ночном скандале узнала от мужа, поэтому не оставалось ничего другого, как схватить деревянную ложку и помешать содержимое сковородки.

Разговор происходил на кухне, рядом с приземистой печкой. На соседнем столе были разложены овощи и крупы, не поместившиеся в кастрюлю одной кухарки и в сковородку другой; из недр плиты временами вырывались маленькие, но жгучие язычки пламени. Лица женщин полыхали маковым румянцем, руки деловито кромсали-крутили-помешивали, а языки работали без умолку.