Владимир Жариков - Сказочный отпуск

— А я что, уже не помощник? — пробасил Степан с перевязанным пальцем.

— Помощник, но у тебя своих дел хватает.

— Каких еще дел, каникулы же…

— Ничего, дела всегда найдутся.

— Качели нам обещал сделать, — напомнили Муська с Дуськой. — И бычка соломенного.

— Вот, видишь, а у отца все руки не доходят. Да и погулять тебе надо, за девушками поухаживать. Что, век бобылем прожить хочешь? Жениться тебе пора уж. Вон у соседей Янина — девка справная, красавитая, чего б не поухаживать?

— Не люба она мне…

— Не люба. А краше-то где найдешь?

— В таких вопросах спешить не надо, — вступился я за покрасневшего Степана.

Стесняется парень, значит лукавит, что не люба.

Лешек с Емелей вернулись после полуночи.

— Йес! — сказал Лешек, сопроводив восклицание характерным жестом, Емеля потирал тем временем правый кулак.

— Чаю! — сказал Емеля, подкинул вверх пять баранок и ловко поймал все, по одной на каждый палец, надев как кольца.

— Папа, еще так! — захлопали в ладоши Муська с Дуськой.

— А ну спать! — прикрикнул на них Емеля. — Время — скоро час ночи, а они все еще не в постели!

— Кто же, интересно, наслал на вас Лихо? — спросил Герман. — У вас есть завистники, недоброжелатели?

— Да нет, вроде бы. Разве что Эдич, да только он никак не связан с нечистой…

Девятое июля, резиденция Черноуса, вечер — Так. Ну и видок у тебя! — Черноус захлопнул свой черный фолиант, оторвался от рукописи и положил на конторку перо. — Что ж, проходи, давай, рассказывай. Пилигрим!

И зачем он ее переписывает, эту книгу? Тренируется в каллиграфии что ли? Или так, чтоб время скоротать? Вслух этого Фрол, конечно же, не сказал. Он скинул монашескую рясу прямо на пол и снял платок в синюю горошину, повязанный на пол-лица как у человека, мающегося зубной болью. Огляделся по сторонам — присесть было некуда, а он так устал за эти дни! Четвертые сутки толком поспать не удается. Все эти дни — постоянные перелеты, поездки, хождения. Еще до рассвета полетел на остров Буян, едва прибыл — оседлал метлу и пустился в обратный путь с острова в Стольноград. Зелье Черноуса сначала взбодрило на несколько часов, но потом по душе разлилась какая-то тревога, а после нее — полная апатия. Не помогла даже хорошая доза виски, принятая там, на острове. Только голова разболелась и в животе стало тяжко, да потянуло в сон.

К полудню он уже оказался на берегу Синявы у своего тайника, забрал оттуда остатки алмазов — про них он Черноусу ничего не сказал, а то ведь тот еще вчера потребовал с него кучу денег, как он выразился, на представительские расходы. Решил прихватить с собой и припрятанный там же, на всякий пожарный, автомат. Солнце поднялось уже высоко и клонилось за полдень, когда его загородила огромная тень. Глянув наверх, Фрол увидел парящего в небе трехглавого дракона. Ага, вот они, голубчики, явились — не запылились. Он поспешил к реке и пригляделся к приземлившейся на том берегу группе ящеронавтов. Точно, они! Бойцы невидимого фронта, как окрестил их Петрович. И Герман с ними, и лешачок. Пальнуть что ли по ним из автомата, достанет или нет? Должен достать, а ну-ка! Но этот Иван-болван, вскочил вдруг на Змея Горыныча и полетел прямо на него. Фрол выпустил всю очередь в пернатого, но даже не поранил ни ящера, ни седока. В тайнике есть еще запасной магазин, да некогда перезаряжать, улепетывать надо, дракон уж близко, а у этого придурка, что на нем сидит, морда злая, ведь поколотит, а то и прибьет не задумываясь! Оставалось только вскочить на метлу и скрыться в чаще леса, лавируя между деревьями. Этому чертову ископаемому сюда ни в жисть не сесть!

Выждав время, пока крылатая гадина уберется восвояси, Фрол вернулся на берег. Удирая от дракона через чащу и лавируя меж крон деревьев, он ободрался о ветки, разорвал фартук и потерял кепку. Но ничего, зато ушел от расправы. Группа супостатов отошла от реки, направляясь в сторону Петрово Ближнего, и была уже довольно далеко. Змей улетел совсем. Фрол разобрал автомат, сложил его в котомку вместе с запасным магазином и быстрым шагом поспешил к мосту. Надо бы тоже поторопиться на поезд, чтобы успеть в столицу засветло, да при этом не попасться на глаза этим выродкам.

Дойдя до города, первым делом он решил изменить свою внешность. Зашел в лавку и купил там монашескую рясу. Бороду прикрыл, повязав на лицо платок в синий горошек, будто бы у него болят зубы. Метлу пришлось разобрать — прутья сложить в котомку, а черенок использовать в качестве посоха. На верхнюю часть лица надвинул капюшон. Все, теперь он странствующий монах, возвращается с паломничества. Глядишь — не признают. Еле-еле преодолел соблазн подкрасться к супостатам поближе, да подслушать, о чем беседуют. Нет, пожалуй, не стоит, боязно, того и гляди — раскроют его. Так вот и доехали, спокойно, без приключений. Кажись, никто его не узнал. Он сидел в другом вагоне и, надвинув полностью на лицо капюшон, делал вид, что дремал.

— Так. Ты зачем на берег выходил, дурья твоя башка?! — отругал Фрола Черноус, когда тот закончил свое повествование. — Заметил Горыныча и прятался бы в лесу. Теперь они знают, что ты здесь. Так и меня подставляешь, не ровен час вычислить смогут.

— У тебя что, паранойя? Откуда им знать, что я в столицу направился? В поезде-то они меня не заметили. Может, я на остров обратно подался. И тебя как им вычислить? У них же нет Всевидящего Ока.

— Ладно, не серчай. Может, и впрямь я мнительный стал. Так. Короче, что у Бабы-яги творится, мне разузнать так и не удалось. Надо бы пугнуть их там, чтоб какой неверный шаг сделали и сами бы себя раскрыли. Можешь со своим этим, Губарем связаться?

— Дык, ясное дело, могу!

— Хорошо. Так. Задашь ему одно поручение небольшое выполнить.

— Налет что ли на Бабу-ягу устроить?

— Что устроить, я тебе потом скажу. Это первое. Так. Ну, а второе — будем за Емелей наблюдать. Сейчас ему Лихо работать мешает. Прознает, не прознает?

— Прознает.

— Мы что, с тобой об заклад биться будем? Я тебя вовсе не спрашиваю, это я вслух рассуждаю, — рассердился Черноус и, помолчав, продолжал: — Так. А те, что на Горыныче летели, к нему, должно быть, к Емеле, направляются. Ночью-то вряд ли что-нибудь произойдет. С дороги копыта, небось, откинут, отдыхать залягут. Так. А вот завтра — посмотрим. Так что и нам отдохнуть можно. Ты ступай, Фрол, завтра с утречка приходи. Тряпье свое забери, не забудь.

Он указал на валявшиеся на полу платок и рясу.

— Ета, а у тебя тут нельзя ли переночевать? — Фроля вновь душила жаба платить деньги за комнату в трактире.

— Это что тебе, постоялый двор? В гостинице устроишься. Пока, до завтра, мне еще поработать надо.

Он открыл фолиант и снова взялся за перо. А Фрол направился занимать очередь в бесплатную ночлежку для бродяг. Ну покормит немножечко клопов, да и пусть их, зато платить не надо.