Наталья Резанова - Не будите спящую принцессу

— Пане Зализняк! — успел крикнуть один из охранников, и офицер уклонился-таки от удара Ласкавого, перескочившего через стол.

Я, от греха подальше, покинула табуретку, отшатнулась в сторону — и очень вовремя. Зализняк выхватил собственную саблю и бросился на непокорного арестанта. Охранники тоже устремились на помощь своему командиру.

Ласкавый, позабыв напрочь свою недавнюю томность, проявил себя очень неплохим бойцом. Первым делом он, не прекращая фехтовать, свободной рукой удачно метнул табуретку, выведя из строя потенциального конвоира. Продолжая парировать удары Зализняка и второго стражника, закружил по комнате в танце, значительно превосходившем по степени виртуозности виденный мною недавно боевой гопак.

Я до поры вмешиваться в их разборки не собиралась. Хватило мне и побоища после представления. Прижавшись к стене, я прислушалась.

Сквозь лязг стали и хеканье фехтовальщиков можно было разобрать, что в коридорах тоже неспокойно. Должно быть, приказ об аресте касался не только Ласкавого. Не исключено, что хватать собрались всех, кого застали на местах. Так что выбираться будет затруднительно. А выбираться надо. А окно зарешечено... надо же... видимо, такую возможность выхода из помещения в Управе Охраны предусмотрели.

Я посмотрела вверх. Если б на потолке висела какая-нибудь люстра, или хотя бы тележное колесо, ее заменяющее, можно было повторить эффектный маневр, примененный в пиршественной зале замка Динас-Атас. Но люстры не было, только подсвечник на столе. Следовательно, нужно, как обычно, отталкиваться от того, что имеем...

Отталкиваться — это мысль.

Если, конечно, все пироги прошедшего года не помешают.

Первый прыжок — на стол. Это необходимо, поскольку там, под ворохом документов, остался лежать мой арбалет. А оттуда... в Академии такой кульбит бы у меня получился без труда, а сейчас — Халява ведает. Если допрыгну, придется дать обет не есть пирогов... ну, хотя бы еще год.

...И не придется. Потому что до балки я допрыгнула. Уцепилась, подтянулась наверх, распластавшись с кряхтением, потом села. Дерущиеся были так заняты своим увлекательным делом, что не заметили моих передвижений. А может, заметили, но решили, что я так стремлюсь обезопасить себя от их сабель. В общем, и это тоже... А взвела арбалет и заорала:

— Эй, вояки! Бросить оружие и лечь на пол! Ласкавый, к тебе это не относится!

Зализняк, глянув вверх, совершенно правильно оценил ситуацию. Я могла их перестрелять, а они — разве что пощекотать мне подошвы остриями сабель. Тогда этот практичный молодой человек последовал моему совету, а его подчиненные — примеру командира.

— А я что? — недоуменно спросил Ласкавый.

— Давай сюда!

— Да я не допрыгну...

Действительно, я как-то не учла, что нас обучали по различной методе. Я пригляделась, ища, что тут можно использовать. Далеко искать оказалось не нужно. Форменный жупан Ласкавого был перепоясан, так же, как у его противника, широким кушаком из плотного шелка в несколько слоев.

— Кидай сюда свой кушак! Подтянешься!

Ласкавый показал себя еще более практичным, чем Зализняк. А именно — прежде, чем начать разматывать кушак, он огрел Зализняка по затылку рукояткой сабли. Подчиненными он почему-то пренебрег.

Поймав конец кушака, я закрепила его на балке с помощью одного из своих кинжалов. Втаскивать Ласкавого не пришлось — он вскарабкался достаточно прытко. И мы уселись на балке, свесив ноги.

— А дальше что делать будем?

— Выбираться. Через крышу.

— Там же потолок!

— А меч у меня на что?

— Мечи добрым людям не на то дадены!

Он бы удивился, узнав, чего только в своей жизни мне не приходилось рубить мечом. Даже броненосец. Правда, от меча потом ничего не осталось. От броненосца, впрочем, тоже.

Ласкавый, очевидно, мысленно прикинул прочность потолочных перекрытий в недавно еще родной ему конторе и тоже взялся за саблю. Мы ударили. Штукатурка с грохотом посыпалась вниз. Оба охранника — тот, кого Ласкавый вырубил еще в начале заварушки, оклемался, — спасаясь от этакого града, подхватили под руки бесчувственного начальника и повлекли к выходу. Вот и хорошо, не люблю лишних жертв...

В потолке зияла впечатляющая дыра.

— Лезем! — крикнул Ласкавый,

— Ты давай вперед, я за тобой...

Не люблю лишних жертв, но одной стрелой пожертвовать все же придется.

И как все-таки удачно, что в этой стране так любят соломенные крыши! Сквозь черепичную мы, надо думать, тоже пробились, но это заняло бы гораздо больше времени.

Я с удовольствием вдохнула прохладный ночной воздух. Но рассиживаться на крыше было некогда.

— Теперь за лошадьми, и прочь из города. А то ночь на исходе.

— Что, опять прыгать? — тоном капризной красавицы вопросил Ласкавый. — Не люблю.

— А придется. Я болтом сбила подсвечник со стола... а там есть, чему гореть.

— Пожалуй, что правильно...

И Ласкавый покатился по соломе к краю крыши. Оставалось только удивляться, какую прыть он способен проявлять. Правда, солома горит куда как лучше пергамента, и пройдет совсем немного времени, прежде чем она займется... как солома. Да и мне рассиживаться нечего.

Ласкавый и впрямь не любил прыгать. А может, слишком любил, поэтому разделил это удовольствие на составляющие. С крыши он перепрыгнул на ветку ближайшего тополя, съехал по ветке к стволу и уже по стволу спустился вниз, где его дожидалась я.

— Где у вас тут конюшня?

— Зачем тебе конюшня?

— Не пешком же нам из города сваливать.

— Идем. Только там охрана.

— Это уж моя забота.

И это меня, скажу не лживо, несколько заботило: «Силы и время еще понадобятся... не применить ли мне усыпляющее заклинание? Нет, сомнительно, чтоб оно подействовало... после недавней магической интервенции всякие мелкие заклинания скорее всего, временно потеряли силу. А у меня самой магической силы сроду не было. Значит, придется драться».

Однако драться не пришлось. Возле конюшни охраны не было. Подозревая какую-то ловушку, я заглянула внутрь, благо щелей в стенах оказалось предостаточно. В конюшне было темно, и слышалось как кони всхрапывают и хрустят сеном. Нет, пожалуй, кони хрустели, а всхрапывал кто-то другой.

Я приоткрыла дверь. Так и есть. Два хлопца храпели на полу конюшни. Рядом в живописном беспорядке валялись шкурки от сала и титанических размеров бутыль из-под местной разновидности аквавиты.

Ласкавый, просунувшийся вслед за мной, при виде этого зрелища выругался по-суржикски.

— Охолони, — сказала я ему. — Ты здесь уже не служишь. Дисциплину другие наводить будут.

— А ведь верно, — оживился он. — Тогда журиться нечего, берем еще лошадей. Заводные пригодятся.

В его словах был резон. Но прежде всего я хотела забрать Тефтеля. Не то чтоб он был лучше здешних коней... просто не имею привычки, уходя, оставлять посторонним что-нибудь свое.