Алексей Иванов - Земля - Сортировочная

А сражение на стадионе было в разгаре. Началась жестокая рукопашная. Мужики вскакивали, падали, катались, пинались, молотили и месили друг друга, таскали за волосья, хлестали цепями, крошили кастетами и свинчатками, метелили палками и метали кирпичи. Я в этот миг не мог не вспомнить слова великого русского поэта:

Швед, русский, колет, рубит, режет,

Бой барабанный, крики, скрежет,

Гром пушек, топот, ржанье, стон,

И смерть, и ад со всех сторон!

Только на футбольном поле русскими как бы были повстанцы, а шведами - андроиды диктатора.

Я не уловил момента, когда андроиды начали убегать. Но вот из этого варева они хлынули лавиной, и оставшиеся на ногах повстанцы погнались за ними.

Я отбежал с их дороги и околицами помчался на станцию. Повстанцы собирались уходить, и я хотел увидеть их эвакуацию.

Только поравнявшись с перронами, я понял, что почему-то не встретил ни единого человека. Задыхаясь, я замедлил шаг. Тут слева от меня вдруг тронулся грузовой состав, и в просветах между вагонами я наконец-то заметил людей.

Повстанцы группами и врассыпную неподвижно стояли вокруг водонапорной башни. Я сперва ни фига не понял. Вагоны плыли передо мной, заслоняя вид. Но вот последний из них пронесся мимо, и я узрел всю картину.

Напротив кирпичной водонапорки, по-вратарски расставив ноги, стояла корова Бунька. Стояла не дрожа, набычившись, тяжело и злорадно. Из правого ее глаза в кирпичи утыкался лазерный луч. Но это еще не все!…

Припав спиной к корове и разметав по ней руки, то есть заслоняя ее своим телом от пистолетов повстанцев, около Буньки стоял дядя Толя. Его искаженное лицо говорило о крайней решимости.

– Ни с места, мятежники!… - разинув рот, заревела Бунька. - Бросайте оружие, или я спалю ваш Информаторий!…

– Сдавайтесь… - прохрипел дядя Толя. - Все равно вам ерепец…

– Собратья!…- неверным голосом произнес уже подоспевший на станцию товарищ Палкин. - Собратья!… - И голос его сорвался.

– Бросайте оружие, ха-ха-ха! - заорала Бунька снова. - Вы просчитались! Вам больше нечего защищать! Вы плохо замаскировали свой Информаторий, и теперь все живо - руки вверх!…

Я в панике оглянулся. Помощи ждать было неоткуда. Я не верил! Я не мог поверить! Как так, ерепена крача, как так?!

Небо предзакатно синело. Шумели липы в скверике. Поскрипывая, катился мимо нас товарняк. Как так? Не может быть!…

И тут я увидел стремительно летящий над асфальтом перрона серый комочек. Вслед за ним несся бешеный лай. Да-да, это был котенок Васька, неуловимый контрразведчик ВАСКА, со всех лап мчавшийся прямо на рогатую корову. А следом за ним, вдвое распухнув от ярости, ощетинившись, окутавшись бурлящим облаком лая, изо всех сил рвался Байконур, снова превратившийся в мужчину.

Васька порхнул между ног у коровы, как в подворотню. Байконур же, увидев нового врага, к тому же старого и заклятого, от ненависти взвился в воздух. Он вьюном закрутился вокруг Буньки, как некая летающая истерика. Бунька, превозмогая сидевшего в себе инопланетянина, отпрянула, отпихнув дядю Толю. Она мотнула головой и выдавила:

– К-кабысдох-х-х… М-му-у-у-у!…

– Не сдавайся!… - завопил дядя Толя, хватая ее за рога и нацеливая глазом на водонапорку.

Бунька боднула воздух, сваливая его с ног, дернула шеей и перебросила его на спину. Ударив ногой, как олень Серебряное Копытце, она со всадником на спине грузно поскакала всей тушей как-то боком, вывернула башку и загнула хвост крючком, вломилась в кусты, шарахнулась, наткнулась на бетонную урну и задом, как ученый слон, села на скамейку. Дядя Толя отцепился от ее рогов и, словно тореадор, павший в бою, шлепнулся на асфальт.

Бунька поглядела на повстанцев трепетным коровьим взглядом без лазерных лучей и в нечеловеческом напряжении произнесла:

– С-см-мерть му-у-тежу-у-у!…

Ветвящаяся молния с оглушительным треском вспыхнула между ее рогов. Белая инопланетная душа дымком скользнула из ноздри. Бунька в обмороке рухнула спиной на скамейку и задрала ноги.

А Байконур взлетел на спинку скамьи и тонко, как щенок, не переводя дыхания, испустил целую трель переливчатых звуков, состоявших из визга, стона, лая и воя, а потом спрыгнул на асфальт, лег рядом с дядей Толей и по-собачьи, как мог, разрыдался.

P . S . Дорогой четатиль! Предупреждаю, што сле-дущая глава будет, к сожаленею, последней. Повесь кончаеца.

Обычно щитаетса, што к концу художесвеное произведенее несет гораздо больше смысла, чем вначале, потомучто тогда все разъесняица. Но в жыз-ни-то наоборот. Сначала есь идея, все ее обсуждают, горячаца, спорят, наченают воплощать. А под конец про идею все забывают, потомучто она всем уже надоела, ругаюца просто так, пьянсвуют, убегают или на все плюют. Так как моя повесь списана с жызни, у меня все это и произошло. Поэтому в последних главах потекса очень мало. Любители элитарнова чтенея повесь могут не дочитывать.

Вечернее небо было синим, как ни в чем не бывало, и только на западе закат выдавал себя малиновой полосой. Солнце зависло далеко над лесами, где протекала Тиньва.

На первом пути прямо напротив вокзала стоял маленький состав из маневрового тепловоза и открытой платформы. На платформу повстанцы грузили свое имущество: какие-то ящики, аппараты с разными трубами, водяной бак Информатория из водонапорки. Над поездом, свирища, носились вокзальные птицы.

– Собратья! - торжественно сказали динамики по всей станции. - Через пять минут наш поезд отправляется с первого пути! Встреча со штабным звездолетом намечена в районе разъезда у деревни Верхние Козлы! Повторяю!…

– Скорее! - торопил мужиков товарищ Палкин, стоявший на подножке локомотива.

Мужики, сплотившись толпой, медленно волокли гипсовую статую рабочего без ноги, внутри которой находился главный ретранслятор Штаба повстанцев. Палкин посмотрел на часы и оглянулся на дальние пространства с россыпью семафоров.

Мужики с кряканьем и ерепеной крачей запихнули статую на платформу и полезли сами. Я вцепился в борт и быстро перевалился внутрь, в уголок за тушей котла-Информатория. Локомотив, примериваясь, толкнул платформу, лязгнув буферами…

Отправления уже никто не объявлял по радио - диспетчер Мокроносов уже сидел среди повстанцев.

Состав наш медленно поехал вдоль перрона. Вокзал пополз назад, побрели назад будки и буфеты, побежали деревья, полетели столбы. Поезд радостно и свободно загромыхал, заклацал на стыках, затанцевал на стрелках и, миновав переезд, вырвался на ровный прямой путь.

– Э-э-э!… - услышал я крик Палкина сквозь ветер и увидел, как он, цепляясь за ограждение мостика на локомотиве, машет рукой вперед.