Наталья Резанова - У принцессы век недолог

Жена его, горожанка по происхождению, маленькая и подвижная, день-деньской крутилась по дому со щетками и метелками. Так что возможность подглядывать и подслушивать у нее была.

Повар и конюх представляли меньше опасности, ибо по роду своей деятельности были привязаны к кухне и конюшне, но их тоже не стоило сбрасывать со счетов. Я предупредила Гверна, что в доме нам следует говорить только по-поволчански.

Возможно, подобная подозрительность выглядит ненормальной для женщины, которая родилась и выросла во дворце, битком набитом слугами. Но мне довольно рано пришлось сменить дворец на камеру-одиночку в башне, и с тех пор я от слуг отвыкла. Более того, терпеть не могла, когда по дому шляются посторонние люди. Даже когда я вела относительно спокойный и оседлый образ жизни, то ограничивалась приходящей прислугой, а собственной кухне предпочитала гостиничную или харчевенную.

По счастью, мы с Гверном были избавлены от обычных забот, связанных с переездом, поскольку у нас почти не было вещей. И поговорка насчет равносильности пожара двум переездам тут не должна была оправдаться. Однако благородные дворяне Моветона явно решили это обстоятельство исправить.

Не успели мы расположиться в особняке, как торжественно предстал перед нами монументальный Сорти дю Баль и сообщил, что с визитом прибыли шевалье дю Шор и мадемуазель де Монбижу.

– Ты думаешь, это случайно? – спросил меня Гверн.

– Не верю я в такие случайности. Но не прятаться же от них!

– Хорошо. – И Гверн повернулся к дворецкому: – Проси!

И нам явилась впечатляющая пара. Шевалье ростом был невелик, собою изрядно обилен, с круглыми черными глазами. Еще из достопримечательностей внешности можно было отметить залихватски торчащие усы и бородку клинышком на кабальеррский манер. И хотя я мало разбиралась в шерамурских и, паче того, в моветонских обычаях, можно было предположить, что цвет его лица считался слишком загорелым для благородного дворянина.

Мадемуазель, напротив, ростом была выше не только многих женщин, но и некоторых мужчин. Одета она была в соответствии с требованиями моды, объясняющими, почему в шерамурских домах такие широкие лестницы. Но при пышных юбках и роскошном бюсте талия бывшей фаворитки отличалась угрожающей тонкостью. Не знаю, числится ли у Благого Сыска ношение корсета в ряду самых изощренных пыток, но я бы внесла его в реестр. Видимо, бледность, заливавшая лицо мадемуазель Монбижу, достигалась истинным аристократизмом – или высоким качеством белил. У любой нормальной женщины лицо бы побагровело.

– День добрый! – возгласил шевалье. – Говорят ли ваши сиятельства по-шерамурски?

– Безусловно, – Гверн выдвинулся вперед.

Я кивнула.

– Как же иначе! Шерамурский – язык высшего света, не так ли?

Мадемуазель просияла.

– О! Похоже, мы найдем общий язык – во всех смыслах.

Что ж, подумала я, фрейлина, может, и заговорщица, но воспитана лучше, чем недавняя собаковладелица.

Гверн снова перехватил инициативу.

– Прошу садиться, господа. Чему обязаны честью?

– Просто делаем визиты, как подобает светским людям. Услышал о вашем приезде, по пути встретил карету мадемуазель Монбижу и позвал ее с собой.

– Но ведь мы только вчера приехали – как вы успели узнать?

– И, однако, слухи уже разнеслись.

– И еще какие! – фрейлина так всплеснула руками, что я испугалась, не переломится ли она. – Впрочем, город полон слухов не только о вас. Болтают что-то о чудесном явлении святой Инстанции...

– Или о возвращении знаменитой разбойницы Анни-абалетчицы, – хохотнул шевалье. – Что поделаешь, сейчас нет ни войны, ни мятежа – надо же как-то развлекаться!

– А как вообще развлекаются в Моветоне в мирное время? – рискнула спросить я.

– О, Моветон хоть и называется «садом Шерамура», все же уступает Парлеве, – вздохнула Монбижу. – Там истинная столица Ойойкумены по части развлечений. Но и мы можем кое-чем похвалиться. Балы, пиры, маскарады – все это устраивается здесь с наилучшим вкусом, какого не видывали и в Парлеве.

– А турниры? – полюбопытствовал Гверн.

– Это отошло в прошлое, – отвечал шевалье дю Шор. – Ныне они считаются пережитком мрачной эпохи Воздержания. А не утратить рыцарский дух нам позволяют поединки. Однако прелестная Монбижу забыла о главном, впрочем, даме это простительно. Охота, светлейший князь, – вот истинная жемчужина среди развлечений. Признаюсь, я страстный охотник. Собственно, потому я к вам и пришел. Говорят, Поволчанские леса кишат дичью.

– Кишат, – подтвердил Гверн. – А Заволчанские – тем более.

Сейчас Заволчанские леса кишели в основном еретиками, но я не стала вносить это уточнение.

– А какой? – жадно спросил шевалье. – Вы не поверите, князь, на какие меры приходится идти, чтобы сохранить в охотничьих угодьях Моветона хотя бы волков и кабанов. Уж мы всем благородным дворянством смердов вешали-вешали, чтоб не травили благородных хищников, а быдло все за свое – скотину мол, режут, огороды топчут...

– Нет, в тех краях, откуда мы прибыли, волков, скорее, избыток. Оленей, коими, как я слышал, славятся леса закатных стран, не водится. Зато есть лоси. Здоровые такие. И туры. И рыси. И медведи.

– Медведи! – восторженно воскликнул шевалье. – Завалить медведя – мечта всей моей жизни. К сожалению, в наших краях медведей перебили еще в правление короля Полипа Брюхоногого. А уж копытных, как в вашей стране, и вовсе не водилось. Я жажду услышать рассказ об охоте на копытного медведя. Не откажите в любезности, ваше сиятельство!

– Ну вот, пошли сугубо мужские разговоры, – разочарованно протянула Монбижу. – Как это скучно... Но не будем им мешать. Я, в свою очередь, хочу пригласить вас, княгиня, прокатиться в карете. У вас ведь нет кареты?

– Нет. Мы приехали верхом и не успели приобрести карету.

– И не приобретете, – с гордостью сообщила она. – В Мове-сюр-Орер больше ни у кого нет кареты, даже у герцогов Такова-Селяви. Только у меня. Но вы можете пользоваться моей каретой безвозмездно. Я как раз собиралась проехаться по лавкам – ювелирным, кружевным, парфюмерным и прочим.

– Да, мне тоже не помешало бы сделать покупки подобного рода... – ясно было, что нам с Гверном придется временно расстаться. Ничего, справится. Наверняка он про охоту знает больше меня.

Уходя из комнаты, я услышала, как Гверн раздумчиво начал:

– Медведь – крупное млекопитающее с короткой шерстью и толстыми ногами...

Успокоившись насчет супруга, я последовала за бывшей фавориткой. Карета и впрямь стояла у ворот.

– Подарок его величества, – гордо произнесла Монбижу.

– Впечатляет, – отозвалась я.

Если в Шерамуре делали такие кареты, неудивительно, что в провинциальном городе предпочитали обходиться без оных. Понятно, что в маленьком экипаже дамы в модных нарядах поместиться не могли. Так что, как и в случае с лестницей, размер имел значение. Но проехать эта колымага могла только по площади. Или по широким улицам. «Надеюсь, мадемуазель Монбижу, – подумала я, – следует по выверенному маршруту и мы нигде не застрянем».