Андрей Хуснутдинов - Дни Солнца [litres]

– Да вы… вы не поняли… – услышал Андрей со спины натужное лопотанье смотрителя. – А это вам просили… уф!.. мое дело маленькое… чего ж… я только записал, чтоб не забыть… – Сухая щепоть придавила к его предплечью открытку с видом батареи, Андрей едва успел подхватить карточку, а когда обернулся, смотритель уже трусил прочь.

Узловатыми, наползающими друг на друга буквами с обратной стороны открытки значилось: « 1. Не трогать нич. в холодильн. в гост. 2. Питье и еда в случайных магаз. и рестор. 3. Только не в гостинич. ». Перечитывая на ходу записку, Андрей вернулся на главную позицию, намереваясь требовать объяснений, однако смотрителя и след простыл. На пороге командного бункера, служившего главным входом в музей, стоял другой смотритель и с улыбкой сожаления указывал на свое запястье всякому, кто приближался к дверям. Вдали на берегу в эту минуту зажегся и зарядил вспышками рубиновый глаз маяка, и затем, словно отзываясь ему, в глубине острова рассыпался колокольный перезвон.

В номере Андрей первым делом заглянул в бар. Ни на одной бутылке с водой или спиртным, ни на одной упаковке с печеньем или чипсами не было следов вскрытия и повреждений. Связь между паромом и запиской, хотя и сомнительная, вскрылась там, где, наверное, следовало ее искать с самого начала. Подключив камеру к телевизору и пролистывая снимки, он обратил внимание на высокого человека в черно-синей ветровке, что мелькал на кадрах и парома, и батареи. Андрей взялся разглядывать долговязую фигуру с увеличением, но скоро махнул рукой: не было ничего удивительного, что кто-то, прибывший с ним одним рейсом, тоже заявился на батарею. С мыслью о своей подозрительности он спустился в ресторан и, после того как увидел на стене у одного из столиков черно-синюю ветровку, а за столиком – долговязого человека, на миг даже залюбовался этой мыслью, как бы обряжая ее в ветровку.

Долговязым человеком был Корнилий. Они встретились глазами. Корнилий кивнул, давая понять, что он тут не случайно. Андрей сделал заказ и рассеянно пролистывал меню. Через несколько минут Корнилий закончил трапезу, оделся и вышел на улицу. Андрей последовал за ним. Корнилий курил на скамье в крохотном парке через дорогу от гостиницы. В чернильной тени буков огонек сигареты вспыхивал маячком.

– Какого черта вы шпионите? – сказал Андрей.

Корнилий выдохнул дым.

– А того, что я подневольный человек. Такой же, как и некоторые.

Андрей одернул рукава.

– Что еще?

Корнилий не ответил.

– …Ручной тормоз, – спросил Андрей, – на пароме – ваших рук?

– Какой еще тормоз?.. Впрочем… – Корнилий помотал головой. – Не знаю ничего. Знаю одно: если б вы были повнимательней – и на пароме, и тут, – то говорили бы не про тормоза, а про хвосты.

– Про что?

– Да за вами следят с погрузки.

– Кто?

– Вот уж не знаю.

– Почему?

– Не мое это дело.

Чувствуя, что начинает заводиться, Андрей передохнул.

– А что ваше дело? Зачем вы здесь?

Корнилий бросил окурок.

– Да за одним. Предложить, пока не поздно, вернуться. Пока не заварилась международная каша. Как говорится, от греха подальше.

– Всё? – уточнил Андрей.

Корнилий хмуро взглянул на него.

– Что – всё?

– Вы сказали… – Андрей снова передохнул, сделав вид, что подыскивает нужное слово, но на самом деле выгадывая время, чтобы не поддаться забиравшей его злости – не заорать или, чего доброго, не дать волю чесавшимся кулакам. – Если это – всё, то можете убираться к чертовой матери. От греха подальше.

– Другого ответа, честно говоря, и не ждал. Уф-ф… – Корнилий достал из кармана крохотный, с монету, пластиковый футляр и подал его Андрею. – Предложение номер два.

Андрей взял футляр и присмотрелся к нему, выставив на свет от фонаря. Это был прозрачный контейнер с картой памяти.

– Схема для навигатора, – пояснил Корнилий. – Маршрут.

– Я знаю маршрут, – сказал Андрей.

Корнилий встал со скамьи.

– Здесь точные координаты.

– Хотите сказать, мне дали неверные?

– Если их не запрашивали у меня, значит, неверные.

Андрей озадаченно взмахнул карточкой.

– Чушь какая-то.

– Желаю всего наилучшего. – Корнилий одернул ветровку и направился к одинокому такси на стоянке.

Андрей подождал, пока машина вырулит на дорогу, и вернулся в гостиницу. На лестнице его догнал официант с напоминанием о заказе. Андрей спросил, сколько с него причитается, и тут же, на ступеньках, расплатился за какую-то «особую рыбу по-монашески».

Днем в машине, несмотря на то что ехал к Шаберу по новой карте, он всю дорогу не мог отделаться от ощущения, что движется наугад, бог знает куда. Теперь, когда долгожданное объяснение и разгадка – выключатель в темной комнате – были так близки, они казались ему еще менее достижимыми, чем день назад. Он не знал ни того, что скажет Шаберу, ни того, захочет ли Шабер вообще говорить с ним.

Метка-мишень на виртуальной карте разбухла и замигала, когда, миновав знаменитую церковь-маяк на взгорье, автомобиль поравнялся с живой изгородью вокруг большого английского сада. Каменные столбы при въезде, некогда служившие опорой для ворот, подставляли макушки кованой арке с рельефным гербом. Восьмиконечный латинский крест на рыцарском щите обрамлялся порфирой, подхваченной сверху короной. Тисовая аллея вела от арки к сухому фонтану с бронзовым львом. Зеленый от патины зверь скалил зубы, сидя спиной к колонному фасаду особняка. Двухэтажный дом с увитыми плющом стенами и башенками на углах походил на княжеский замок. Здесь, у подножия парадной лестницы, Андрея встретила осанистая старуха в монашеской мантии. В ее руках были четки, на пелерине по левому плечу лоснился белый вышитый крест той же формы, что на гербе арки. Андрей подхватил фотоаппарат, выбрался из машины и хотел поздороваться с монахиней, однако осекся под надменным, почти враждебным взглядом. Вибрирующим голосом старуха было зарядила отповедную фразу:

– Что угодно господину…

Вопроса своего она не закончила, не то передумав считать Андрея господином, не то в свою очередь озадаченная выражением ответной холодности в его глазах. Стараясь попасть в тон старухе, Андрей сказал, что ему угодно видеть господина слугу бедных и больных и желательно сей же час. Свою просьбу он подкрепил взмахом служебного медальона. Подобрав глубокий рукав, монахиня взглянула на часы, чинно поднялась по ступеням и скрылась за дверью. Андрей было полез в кофр за фотоаппаратом, но лишь огладил пальцем застежку – из тени под потолком портика на него смотрел стеклянный глаз камеры наблюдения. Еще две камеры прятались в машикулях по углам дома. Не успев затвориться, дверная створка распахнулась вновь, и монахиня кротким поклоном пригласила Андрея пожаловать внутрь. Он взошел на крыльцо. Через высокий, под самые стропила, холл с верховой галереей старуха проводила его к библиотеке и оставила тут в дверях.