Никита Калинин - Нет [СИ]

С людьми что-то произошло. Я никогда не видел их такими. Будто сговорившись, редкие прохожие необычайно сильно таранили меня плечом и шли дальше. Иногда даже сшибали с ног, и ни один не обернулся и не глянул даже мельком.

До завода оставалось всего-ничего, когда я вдруг осознал, что фатально переоценил себя. Мне не дойти до цели. Всё. Сил нет.

Тяжело дыша, я опустился около горячей стены какого-то большого монолитного куба. Голова шла кругом, мир перед глазами мутнел и пульсировал. Я не знал, что это было за здание, да и всё равно мне было уже.

— Пить…

Людей почти не было, но и те, что шли куда-то в такое пекло, не откликались на мои мольбы. Почти у каждого бряцала о пояс фляжка с фильтратом, вожделенной чуть горячей влагой, что сейчас была дороже сотен отпотевших стаканов в лживом полумраке допросной штольни!

Однажды рядом со мной останавливался мальчишка-посыльный. Я было воспрял, обрадовался, но тот лишь, глядя мне куда-то в ноги, быстро перешнуровал нехитрые берцы и устремился дальше, оставив меня недоумевать.

Тяжёлую поступь экзотел я услышал издали. Спасение!.. Полицейский патруль двигался по той же дороге, что и я, в сторону оптико-бытового завода. Они-то не бросят меня умирать!.. Донесут!..

Вытянув руку навстречу первому же блюстителю и что-то ему прохрипев, я слишком поздно понял, что тот попросту меня не видит. Увернуться из-под его ног остатков ловкости хватило. А вот второй полицейский наступил мне на голень всей полутонной боевого экзотела.

Голень хрустнула, я истошно взвыл. Перед глазами вспыхнули круги; ничего не понимая, я еле как отполз, чтобы вжаться, врасти в стену куба. Ужас вмиг разогнал сердце до бешеного ритма.

Меня никто не видел! Никто!

Впредь я старался не попадать никому под ноги. Скрючившись, сжавшись, просто лежал и тихо умирал от жажды и нестерпимого пекла, то и дело теряясь в беспамятстве и просыпаясь от боли. Даже вползти в здание за спиной, где, казалось бы, можно было хотя бы укрыться от солнца, мне уже было не под силу.

— Что с вами?!..

Голос казался далёким. Я не знал, сколько вот так лежу, и потому даже не отреагировал, привыкнув быть для всех пустым местом. Но вдруг лица моего — потрескавшейся вместе с кожей корки старого крема — коснулась нежная ладонь. Я не ощутил её даже. А почувствовал как-то иначе, как прикосновение ангела из древних позабытых текстов, что пылились в музее Деградации.

Я раскрыл глаза и вправду увидел ангельское лицо. Это была красивая молодая девушка, в сравнение с которой не шла даже моя нимфа. На ней темнела облегающая униформа. Псивизор, понял я. И мысленно усмехнулся.

И как же я удивился, когда она попыталась меня поднять и усадить!

Краем глаза я заметил, как на неё вдруг зыркнул прохожий — не узнать этот взгляд я не мог. Так же, точно так же мы все смотрели на Носка: со смешением жалости и брезгливости. Прохожий глянул на девушку, как на сумасшедшую.

— Пить… — одними губами прошептал я.

Вода… Опять вода! Не фильтрат! Судьба явно потешалась надо мной, то превознося, но втаптывая в дорожную пыль. Псивизор не отстраняла фляжку, пока я сам не отвернул лицо — мне вдруг стало стыдно выглатывать всё.

— Сейчас… Потерпите! Я за помощью!

И ангел исчезла. Я даже не успел выдавить сиплое «спасибо»…

И лишь я сглотил появившуюся слюну, как вдруг мотылёк — сухая мумия где-то на задворках сознания — ожил, набрался красками, встрепенулся и полетел. А я обмер.

Брат…

Кирьян…

Образы нахлынули с такой силой и мощью, что я заорал. Словно бы часть моей жизни до этого мига томилась за кладкой мощной дамбы, но пришло время, и вода воспоминаний ревущим потоком ворвалась в измождённое сознание.

Родители жизнь положили, чтобы найти нас и свести вместе в этом бездушном пятимиллионном муравейнике! Мы… Мы ж двадцать лет работали бок о бок!.. Мы вместе пытались грезить. Вдвоём учились строить сны, что никто до нас не делал, и у нас получалось! Мы оба были не психоактивны…

Как же я мог позабыть тебя, брат?! Как же я мог забыть половину собственной жизни?..

Я знал ответ. Он крылся всё в том же потоке воспоминаний, что превратил теперь моё сознание в исковерканное болото с торчащими обломанными стволами деревьев и снятыми с фундаментов перекошенными остовами домов. Мы, сами того не зная, перешли грань, за которой уже представляли опасность для Ойкумены… Заявили о себе слишком громко, и система нас вытеснила, как потенциально опасные элементы.

Это она, система, Ойкумена, ночью была внутри моей нимфы… Словно бы живое, разумное существо, фрагментированное по головам психосерверов…

Да что же ты такое, последний оплот человека разумного?!..

Неожиданно напротив входа в здание остановился фотокар. Дверь вскинулась кверху, в марево над пыльной брусчаткой окунулась одна изящная нога, затем вторая — тон униформенных брюк сразу выдал псивизора. Выбравшись из низкого для неё фотокара, Рада остановилась, поправляя приталенный пиджак. Меня она не видела в упор.

Она кого-то ждала. Никуда не уходила. Пару раз скользнула по тому месту, где валялся я. Никакой реакции.

По тому месту…

— Дана! — вдруг радостно вскрикнула она одновременно со звуком раскрывающейся двери. — Ну как?!

Из громадного куба, возле которого я без сил опустился наземь, выскочила та самая девушка-ангел. Не замечая коллегу, она было метнулась ко мне, но вдруг…

Остановилась. Она не видела меня. Как не видела Рада. Как тот парнишка-посыльный и бесстыжая девица семнадцати лет в подземке около терминала. Как ранее не видели и Кирьяна все, включая меня самого.

— Здесь… Я… — растерянно проговорила девушка и коснулась пальцами лба. — Ой… что-то…

— Нехорошо? Удар? — Рада быстро подхватила её под руку, возвышаясь над подругой на полторы головы.

— Я забыла зачем сюда… Тут же… Не помню…

— Давай в кар! Нельзя, чтобы тебя удар хватил!

Спустя минуту я остался один. Пересохшее горло вновь распёр ком, я тихо плакал, глядя вслед исчезающему в мареве фотокару. Нога распухла и страшно ныла. Наверняка голень переломана…

Плевать. Это неважно. Одно теперь точно: не уйти мне на юг, вслед за остальными призраками… Не переплыть с братом залива в поисках ответов… Я умру тут, под шершавыми стенами безликого здания. Ойкумена вычеркнула меня. Забыла, как я и хотел. Меня для неё…

Нет.