Нил Шустерман - Итоги [litres]

– Какое отношение массовое убийство будет иметь к благу человечества?

Грейсон осмотрел комнату, чтобы удостовериться, что, кроме него и Анастасии, в помещении никого нет.

– Есть кое-что, о чем я не сказал другим. Но вам я скажу, потому что нуждаюсь в вашей помощи больше, чем в чьей-либо еще.

Анастасия напряглась, явно испугавшись того, что Грейсон может ей сообщить.

– Почему именно мне? – спросила она.

– Потому что вы многое видели и знаете. Потому что многое сделали. Вы – жнец, достойный самого высокого уважения во всех смыслах этого слова. А мне нужен человек достаточно сильный, чтобы совершить то, что другие просто не в состоянии. Я уверен, что одному мне не справиться.

– И что нам предстоит сделать?

Грейсон наклонился к Анастасии.

– Как я и сказал, Гипероблако не хочет, чтобы тоновики сжигали своих умерших. Потому что у него на них иные планы…

С тяжелым сердцем я прощаюсь с Высоким Лезвием Тенкаменином и всеми, кто пал жертвой жестокости тоновиков.

Именно тоновики во всем мире проявляют крайнюю жестокость по отношению к жнецам. Они собираются разрушить порядок, существующий на планете, и ввергнуть нашу цивилизацию в пучину хаоса. Я не позволю им этого сделать. Я покончу с ними.

Слишком долго мир страдал от противоестественного поведения тоновиков, уродливого и архаического в своей основе. Им нет места в будущем. Но им нет места и в прошлом. Они – заноза в нашем настоящем. И когда их не станет, никто не прольет по ним и слезинки.

Как Суперлезвие Северной Мерики, я призываю жнеческие сообщества всех регионов отомстить за кровь, пролитую в Мидафрике. Жнецы, вождем которых являюсь, будут подвергать тоновиков жатве на каждом углу и при каждой встрече. Идите на улицы и площади, ищите тоновиков и убивайте их. Те же, кого вам не удастся подвергнуть жатве, да будут изгнаны из родных мест, чтобы не было им ни мира, ни покоя в их скитаниях.

Вам же, тоновики, я желаю, чтобы тот неверный свет, что светит вам, погас навсегда. И с этим связаны все мои надежды.

В центре монастырского внутреннего дворика высился камертон, который в хорошую погоду использовался в качестве алтаря. Еще не было и восьми часов, а в камертон уже начали бить часто и решительно. И били до тех пор, пока его звук не срезонировал в костях каждого, кто проживал в монастыре. И было неважно, какая это была нота – соль диез или ля бемоль. Все поняли – это тревога.

Втайне члены талахасского монастыря надеялись избежать жнеческого гнева. К Шипящим они не принадлежали и были мирным братством, замкнутым на свои внутренние проблемы. Но Годдард не видел различий между Шипящими и прочими гласными и согласными.

Жнецы ворвались в ворота, несмотря на то что те были специально укреплены, и принялись шнырять по монастырю. Времени они не теряли.

– Жнецы – не проблема, а симптом, – сказал викарий в часовне накануне. – Что суждено, того не избежать, и, если они придут за нашими жизнями, мы не должны прятаться. Продемонстрировав храбрость, мы покажем всем, насколько они трусливы.

Жнецов было одиннадцать – число, крайне неприятное для тоновиков, поскольку в нем не хватало одной ноты для полного хроматического звукоряда. Было это сделано намеренно или нет, тоновики не знали, хотя лишь редкие из них верили в силу совпадения.

Разноцветные мантии жнецов метались по территории монастыря, в чьем убранстве доминировали темные, землистые тона. Голубые и зеленые, ярко-желтые и алые, все они были украшены бриллиантами, которые сияли как звезды на незнакомом небосклоне. Среди жнецов не было ни одного известного, но эти, вероятно, надеялись приобрести известность после этой массовой жатвы. У каждого из жнецов были свои методы убийства, но все они были умелые и очень эффективные.

Более ста пятидесяти тоновиков этим утром были подвергнуты жатве. И хотя их ближайшим родственникам был обещан иммунитет, политика жнеческого сообщества изменилась. Если вам полагался иммунитет, то не жнец являлся к вам домой, а вы, напротив, должны были отправиться в офис жнеца и попросить наделить вас оным.

Когда жнецы закончили свою работу, немногие из тоновиков, которые не захотели демонстрировать свою храбрость и спрятались, вышли из укрытий. Их было пятнадцать – еще одно число, нелюбимое тоновиками. Их послушание состояло в том, чтобы собрать тела погибших, что они начали делать, каждую секунду давая себе отчет в том, что и их собственные тела могли быть среди убитых. Но оказалось, что Тон, Набат и Гром имели виды на эти тела.

Не успели оставшиеся в живых тоновики даже сосчитать погибших, как у ворот монастыря остановилось несколько грузовиков.

Старший из выживших вышел из ворот, чтобы поприветствовать прибывших водителей. Ему совсем не хотелось брать на себя роль лидера, но в этих обстоятельствах выбора у него не было.

– У нас приказ – забрать у вас скоропортящиеся продукты, – сказал один из водителей.

– Вы, очевидно, ошиблись, – сказал старший тоновик. – Здесь ничего нет. Только смерть.

При упоминании слова «смерть» водитель почувствовал себя крайне неуютно, но приказ есть приказ, а потому он показал тоновику на свой планшет.

– Видите? Приказ пришел полчаса назад, и прямо от Гипероблака. Срочный. Я мог бы спросить про детали, но вы же знаете не хуже меня, что оно не ответит.

Тоновик в недоумении стоял, глядя на грузовики, и вдруг увидел, что они оборудованы холодильниками. Сделав глубокий вдох, он решил ни о чем не спрашивать. Тоновики всегда сжигали своих мертвецов, но Набат приказал им не делать этого, а Гром прислал грузовики. Все, что осталось сделать выжившим, – это подчиниться Тону и подготовить усопших к переходу октавой выше.

Ведь не зря же пришли грузовики!

Викарий Мендоза был человек практический. Он видел больше, чем большинство людей, и умел играть с миром, мягко поглаживая его и аккуратно, исподволь обращая его внимание на то, что хотел миру показать. Все дело было во внимании. В искусстве мягко убедить людей сфокусироваться на чем-то особенном, что появилось в поле их зрения – будь то голубые полярные медведи или молодой человек, одетый в пурпур и серебро.

То, что ему удалось провернуть с Грейсоном Толливером, было грандиозно. Мендоза искренне верил, что полученный результат был следствием того, что он аккуратно реализовал поставленные задачи. Что Тон, в которого по хорошим дням он верил по-настоящему, подтолкнул его на тропу, по которой шел Грейсон, с тем, чтобы тот стал проводником его, Тона, воли. То, что Мендоза сделал для ордена, во времена смертных заслуживало канонизации.