Нил Шустерман - Итоги [litres]

– Постоянство – ваша главная черта. Константин ведь по-гречески – постоянный? – сказал Годдард. – Так вы и войдете в историю: Константин Постоянный.

– Есть прозвища и похуже, – отозвался Константин.

– Вы хоть отправили приглашения нашим так называемым друзьям из Техаса? – спросил Годдард.

– Да. Они не ответили.

– Как я и ожидал. Ну не позор ли? Они исключают себя из нашей дружной семьи, где каждый готов прижать их к груди!

В программе вечера были заявлены речи Высоких Лезвий из четырех северо-мериканских регионов – каждая речь была тщательно написана и выверена с тем, чтобы точно попасть в цель, определенную Годдардом.

Высокое Лезвие Восточной Мерики Хаммерстайн прольет слезы по поводу тысяч и тысяч, погибших в Стое, а также тех нечастных жнецов, которых столь жестоко умертвил Жнец Люцифер.

Высокое Лезвие Западной Мерики Пикфорд будет говорить о единстве северомериканцев и о том, как союз пяти из шести северо-мериканских регионов сделал жизнь каждого человека, живущего здесь, радостнее и счастливее.

Высокое Лезвие Мекситеки Тизок вспомнит Эпоху смертных, укажет, как далеко мир ушел от тех темных времен, и мягко намекнет аудитории, что регионы, не желающие объединиться с Годдардом, тянут мир назад, в прошлое.

Высокое Лезвие Крайнего Севера Макфай выразит благодарность организаторам настоящего события. Она также отметит уважаемых гостей – как жнецов, так и обычных людей, в честь которых это событие и было организовано.

И, наконец, Годдард произнесет приветственный адрес, в котором в равной степени изящно и логично обобщит то, что было сказано до него, после чего подожжет костер.

– Это будет не просто казнь врага народа, – говорил он Эйн и другим своим помощникам. – Это будет бутылка шампанского, разбитая о нос корабля. Акт крещения человечества, выходящего на новый уровень своего развития.

Похоже было, что Годдард хотел придать происходящему религиозный оттенок. Казнь Роуэна он собирался представить жертвой, которую он приносил, чтобы умилостивить богов и очистить человечеству дорогу в будущее.

Что касается самого Годдарда, то он считал этот день таким же важным, как и тот день, когда на конклаве он был номинирован на пост Высокого Лезвия и принял номинацию. Но в том, что произойдет сегодня, будет и некое отличие – количество вовлеченных в действо людей. Там участвовали лишь жнецы, собравшиеся в зале конклава. Здесь же количество зрителей будет насчитываться миллиардами, а волны от сегодняшнего события будут ощущаться еще долгое-долгое время. И что останется делать регионам, которые пока не присоединились к Годдарду? Присоединяться, и поскорее!

Кстати, стремительно росла и поддержка политики, которую проводил Годдард, – сконцентрировать усилия жнецов прежде всего на маргиналах. Обычные граждане в любом случае недолюбливали всяческие крайности, и пока человек не принадлежал ко всякого рода отщепенцам, его и не беспокоили Годдардовы новшества. А поскольку население планеты продолжало увеличиваться, всегда находилось порядочное количество людей, которых оттесняли на периферию общества, где их и поджидали жнецы.

В конце концов, как полагал Годдард, жнец становился инструментом эволюции. Не естественного отбора, поскольку природа человека ослабла и стала беззубой тряпкой, а скорее отбора рационального. И проводниками рационального начала в этом мире становились стоящие у рулевого колеса эволюции Годдард и его соратники.

Назначенное время приближалось, воздух темнел, и Годдард начал проявлять юношеское нетерпение, которое тем не менее никак не отразилось на его лице – он похрустывал костяшками пальцев, суетливо постукивал ногами. Эйн положила ему ладонь на колено. Годдард скроил недовольную гримасу, но подчинился. На трибунах свет медленно погас, сконцентрировавшись на поле. Медленно и торжественно из-за трибуны показалась платформа с преступником, пока невидимым, пока погруженным в недра сложенных дров и веток.

Предвкушение зрелища, которое испытывала толпа, собравшаяся на трибунах, стало почти осязаемым. Не радостные крики, но глухой гул пронесся над стадионом. Даже еще не зажженный, костер представлял собой потрясающее зрелище: искусно перевитые ветки и бревна, выхваченные из темноты мастерски установленной подсветкой, походили на мертвый лес, представший перед глазами художника. На безопасном расстоянии от костра был закреплен горящий факел – его в нужный момент Годдард поднесет к крайним веткам костра.

Начались речи. Слушая вполуха хорошо знакомые ему тексты, Годдард прокручивал в голове свою речь. Готовясь, он внимательно изучил самые известные речи в истории человечества – Рузвельта, Кинга, Демосфена, Черчилля. Много говорить он не будет, но то, что скажет, разойдется на цитаты. Такие, что можно будет выбивать на камне. Такие, что останутся в памяти человечества на веки вечные – как и те речи, что он изучал. Затем он возьмет факел, подожжет костер и, пока тот станет разгораться, примется вслух читать сочиненную Жнецом Сократом «Оду к Вечности» – поэму, которую можно было, в отсутствие прочих, считать всемирным гимном.

Начал свою речь Хаммерстайн. Скорби и печали в его словах было достаточно. Пикфорд, напротив, была величава и красноречива. Речь Тизока, как и было задумано, отличалась прямотой и язвительностью. В последней из речей, которую произнесла Высокое Лезвие Макфай, благодарность в адрес тех, кто организовал сегодняшнее торжество, была искренней и эмоциональной.

Годдард встал и направился к костру. А интересно, знает ли Роуэн о той чести, которую он, Годдард, ему оказывает? Ведь Суперлезвие большими буквами вписывает имя Роуэна в историю. С сегодняшнего дня и до скончания времен мир будет помнить его имя. В школах станут изучать его биографию. Сегодня он умрет, но одновременно станет бессмертным и сольется с вечностью – так, как удается только редким из людей.

Годдард нажал кнопку, и лифт поднял каменный столб из недр костра на самый его верх. Рокот в толпе усилился. Зрители встали, показывая пальцами на привязанного к столбу человека. Годдард начал:

– Досточтимые жнецы и многоуважаемые граждане! Сегодня мы собрались, чтобы предать последнего в жизни человечества преступника очистительному огню истории. Роуэн Дэмиш, звавший себя Жнецом Люцифером, многих лишил света жизни. Но сегодня мы вновь зажигаем этот свет, который будет для нас маяком, ведущим в будущее.

Кто-то похлопал Годдарда по плечу. Увлеченный тем, что он говорит, Годдард не заметил этого и продолжал:

– Будущее, где жнецы, воодушевленные своим призванием, станут формировать наше великое общество, подвергая жатве тех, кто не имеет права жить в нашем славном завтра…