Альберт Беренцев - Грибификация: Легенды Ледовласого

— Открой. Я не могу одной рукой.

Во фляге у Любы оказался переслащенный кофе, и Хрулеев сделал пару глотков, Фасолин от питья отказался.

Анархист наконец нашел, то что они искали, — спецназовскую аптечку «Республиканец». Хрулеев схватил левой рукой аптечку и бросился через лес к полю, туда, где лежала Люба. Анархист, подняв с земли гвоздодер, побежал за ним:

— Теперь-то можно снять эту хуйню? Тяжеловат.

— Лучше возьми за пластину на пузе и подтяни вверх, — ответил Хрулеев, — И липучки подгони по фигуре, а потом затяни ремешок. На картофельном поле стреляют, если ты не в курсе, так что броник тебе может пригодиться.

На поле действительно стреляли, трещал пулемет и взрывались гранаты, хотя звуки боя несколько поутихли. Подбежав к краю леса, Хрулеев убедился в том, что битва за картофельное поле еще далека от окончания. Ордынцы и германцы теперь перешли к позиционной войне, они залегли друг напротив друга в лесу на противоположном от Хрулеева южном конце поля и перестреливались. Само поле было усеяно трупами, развороченными мешками с собранной картошкой и перемазанными землей оравшими ранеными. Хрулеев с облегчением отметил, что ни одного филина в небе нет, зато на земле валялись не меньше десятка огромных птичьих трупов, судя по всему, авиация ордынцев была уничтожена полностью.

Единственной боеспособной единицей, не ушедшей воевать в лес и оставшейся на поле, был толстый ордынец с пулеметом. Толстяк все еще сидел на груженой картошкой телеге, запряженной тройкой коней. Одной рукой он правил повозкой, а второй поливал позиции германцев из установленного на телеге РПК. Толстый ордынец видимо словил берсерка, он бешено наворачивал по полю круги на своей боевой колеснице, и каждый раз, подъезжая к залегшим на кромке леса германцам, открывал шквальный огонь из пулемета.

По ордынцу с РПК вдруг начали стрелять откуда-то с северной стороны леса, той самой, где сейчас стоял Хрулеев. Это было совсем некстати, если толстяк подъедет сюда, он может заметить Хрулеева с анархистом, и тогда им конец. Но толстяк-пулеметчик был слишком увлечен наворачиванием кругов по полю, он даже не заметил, что по нему ведут огонь с севера.

Хрулеев не знал, кто именно стреляет в ордынца, стрелки были относительно далеко. Эти таинственные союзники напрягали Хрулеева еще и тем, что никаких германцев, кроме Хрулеева и анархиста, в лесу на севере остаться было не должно. Может быть это дети? Неизвестные обстреливали повозку ордынца из автоматов, стрелков определенно было больше трех, и это тоже не радовало. Если это дети или некая иная третья сила, то, покончив с толстяком-колесничим, они могут направиться сюда убивать Хрулеева. Впрочем, пока что ни одна воюющая сторона его не замечала. Нужно было действовать быстро.

Люба лежала на спине с закрытыми глазами, в той же позе, в которой Хрулеев ее оставил. Трава и мох рядом с Любой перепачкались вытекшей из раненой девушки кровью, Любина куртка тоже была вся в крови. Хрулеев опустился рядом с Любой на колени и убедился, что она еще жива. Он быстро вытряхнул на землю содержимое аптечки. Содержимого оказалось негусто, аптечка была определенно недокомплектной. Пачка бинтов, дезинфицирующее средство, блистер болеутоляющих таблеток, какой-то фольгированный пакетик без маркировки и больше ничего.

К Хрулееву подбежал запыхавшийся анархист в бронежилете:

— Это че? Ты для нее что ли аптечку тащил?

— Да, — ответил Хрулеев

— Хм, а нахуя?

— Возьми нож, вон он валяется, и порежь ей свитер на груди...

— Ты совсем ебанулся? Я лучше возьму нож и воткну его ей в оставшийся глаз. Она тебе яйца отрезала, ты забыл что ли?

— Тебе тоже...

— Ну да. Именно поэтому мне на нее сейчас насрать, пусть подыхает. А ты ее лечить собрался. Я же говорю, ты конченый отморозок. Сам ее лечи тогда, блядь.

— Не могу, у меня рука не действует.

— Ну давай я тебе полечу руку. Хоть ты и отморозок, а мне ничего плохого не делал, так что тебе я помочь готов, а этой суке — нет.

— Чем ты полечишь мне руку, блядь? — рассвирепел Хрулеев, — Бинтом и перекисью водорода? Подуешь на нее, чтобы не болела? У меня все пальцы переломаны. На, смотри! — Хрулеев помахал в воздухе распухшей и посиневшей рукой, и тут же пожалев об этом, всхлипнул от боли.

Анархист недобро смотрел на Хрулеева, в руке парень все еще сжимал гвоздодер. Хрулеев попытался успокоиться:

— Слушай, ты же анархист и не одобряешь человекоубийства, ты сам сказал. А если ей не помочь — она умрет. Это будет все равно, что убийство. Верно?

Анархист подвис на несколько секунд, но потом нашелся:

— Неверно, брат, неверно. Убийство — это активное направленное действие. А если оставить эту суку истекать кровью, то в этом нет никакого действия. Это будет, наоборот, пассивное бездействие. А причинение смерти пассивным бездействием анархизм не запрещает. Анархисты же не ездили в Африку спасать голодающих детей? Конечно, не ездили, поскольку анархист не несет никакой ответственности за смерть голодающих детей. Хотя... Может быть, некоторые и ездили, хуй знает. А, может быть, кстати, что и несет ответственность... Но там ведь голодные негритята, а тут отмороженная на всю голову телка Германа. Точнее бывшая телка, Герман ее ебал до того, как решил отрубить себе хуй топором. Короче, не буду я ее лечить.

— Ладно, плевать, — неожиданно согласился Хрулеев, — Пусть подыхает. Ты прав. У меня просто крыша от всего этого уже поехала.

Хрулеев поднял с земли Любин макаров и протянул анархисту:

— Дошли, пожалуйста, патрон в патронник. Я не могу, рука...

— Так я не умею, я пистолеты только у себя в театре видел, и то бутафорские.

— Да это не сложно. Возьмись вот за эту хуйню сверху и потяни назад... Ага, хорошо. Спасибо. Давай теперь его мне.

Хрулеев выдавил на землю из блистера болеутоляющую таблетку, потом взял левой рукой макаров. Он подождал несколько секунд, пока неизвестные стрелки на северной стороне леса не начали снова обстреливать все еще катавшегося по полю ордынца. Теперь можно стрелять, неизвестные не услышат выстрела Хрулеева, и его местоположение не будет демаскировано. На другой южной стороне картофельного поля кипела битва, так что того, что там кто-то обратит внимание на выстрел, Хрулеев не опасался.

Он отошел на пару шагов и выстрелил в лежавшую на земле таблетку, таблетка разлетелась на куски.

— Это чтобы ты убедился, что я могу стрелять с левой руки, — объяснил Хрулеев и направил макаров анархисту в голову, — А теперь возьми нож и порежь Любе свитер на груди.

Но анархист вместо ножа потянулся к валявшемуся рядом с Любой общевойсковому шлему.

— Не поможет, — пояснил Хрулеев, — Он не закрывает лицо, как видишь. Кроме того, я ведь могу прострелить тебе колено. А еще с такого расстояния пуля в грудину неизбежно поломает тебе ребра, даже если ты в бронежилете.