Б Истон - Молиться за Рэйн

Уэс поднимает на меня свои прикрытые дерзкими темными бровями зеленые глаза, в которых мелькает игривость.

— Вот этим, — говорит он, прежде чем исчезнуть у меня под юбкой.

— Рэйнбоу! — где-то неподалеку слышится голос, столь же знакомый, как и имя, которое он произносит.

Мама?

Я сажусь и всматриваюсь вдаль поверх высокой травы. Через дорогу, на крыльце нашего дома, стоит мама, сложив ладони рупором у рта.

— Рэйнбооуу! Пора домооой!

— Мама! — Изо всех сил стараюсь натянуть на себя сарафан, сгорая от желания быстрее оказаться рядом с ней. Я так по ней соскучилась.

Но когда поднимаюсь, земля под ногами начинает дрожать. Я хватаюсь за Уэса, пытаясь удержать равновесие, как вдруг трава вокруг нас, которая была до колен, в считанные секунды становится размером с Уэса и загоняет нас в клетку. Звук рвущейся ткани привлекает мое внимание к пледу, который разрывается посередине, когда из земли вырывается еще больше травинок, разделяя нас, как прутья тюремной камеры.

— Нет! — кричу я, хватая Уэса обеими руками и рывком притягивая его на свою сторону как раз перед тем, как еще больше травинок вырываются из земли.

Тяжело дыша, я смотрю на его лицо, ожидая увидеть гнев или замешательство, или взгляд сосредоточенной решимости, который он напускает на себя, когда пытается скрыть от меня свои чувства, но вижу просто… пустоту.

Его лицо бесстрастно, как у восковой фигуры, а глаза смотрят прямо сквозь меня, когда он открывает рот и говорит:

— Рэйн, тебе пора домой.

Он медленно поднимает руку и указывает на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и вижу, как с одной стороны нашей шестифутовой клетки из травы появляется тропинка.

Я облегченно выдыхаю и тяну Уэса за все еще протянутую руку, но такое ощущение, что его ноги приросли к земле.

— Ну же! — кричу я, снова дергая его за руку. — Я тебя здесь не оставлю!

— Все уходят. — Его голос монотонен, когда он произносит свою личную мантру.

Чувствую себя так, будто нахожусь в Стране Оз, где Уэс словно растерянный Страшила, бездумно указывающий мне путь.

— Рэйнбоооу! — голос моей мамы отдаляется.

Нам нужно торопиться.

— Ну же! — Я снова дергаю его за руку, на этот раз достаточно сильно, чтобы сдвинуть его с места.

Мы ступаем на узкую тропинку, и мне приходится с каждым шагом прикладывать усилия, чтобы тащить его за собой.

Пока тропинка не раздваивается.

Вот дерьмо!

Я окидываю взглядом обе тропы, замечая, что каждая из них ведет к новой развилке.

— Подними меня, — указываю я, становясь позади Уэса и опираясь руками на его плечи.

Он машинально выполняет мою просьбу, протягивая руку, чтобы я могла взобраться ему на спину. Когда я оказываюсь наверху и смотрю поверх травы, мой желудок сжимается. Поле старика Крокера превратилось в гигантский запутанный лабиринт. Я все еще вижу маму, стоящую на крыльце нашего дома, но теперь мне кажется, что она находится гораздо дальше. Она прикрывает глаза от солнца, пытаясь меня найти.

— Мама! — кричу я, размахивая руками над головой. — Мама! Я здесь!

Что-то другое привлекает ее внимание. И когда я поворачиваюсь, чтобы проследить за ее взглядом, земля снова начинает дрожать. Я с изумлением смотрю, как из центра поля вырастает зеленый стебель. Он толстый и высокий, как телефонный столб. И как только он достигает максимальной высоты, начинает расцветать.

Я ожидаю увидеть бархатистые лепестки цветов или пальмовые листья размером с водные горки, но вместо этого стебель раскрывается и выпускает одно единственное черно-красное знамя, которое разворачивается до самой земли.

Мое сердце падает вместе с ним, приземляясь в кислоту, наполняющую мой желудок, без единого всплеска.

Еще три стебля вырастают из дрожащей земли, расцветая тремя зловещими знаменами, на каждом из которых изображена фигура в капюшоне верхом на лошади.

И дата, написанная сверху жирным шрифтом.

— Уэс, какой сегодня день? — восклицаю я, уже зная ответ, но молясь о чуде.

Его тело все еще неподвижно, когда он отвечает мне бесстрастным голосом:

— Сегодня 23 апреля, а что?

— Быстрее! — кричу я, схватив его за плечо и указывая на свой дом. — Бежим, Уэс! Бежим! — Я наблюдаю за тем, как моя мама, увидев зловещие знамена, пятится назад в дом и недоверчиво качает головой. — Она сейчас уйдет, Уэс!

— Все уходят, — повторяет он снова, его ноги не двигаются.

— Замолчи! — кричу я и бью его изо всех сил. Мой удар приходится на левую сторону его головы. По ощущениям похоже, будто я ударила подушку, но, когда я снова смотрю на Уэса, то замечаю, что его голова лежит у него на плече, а из огромной дыры на шее торчит солома.

— О, Боже, Уэс, — всхлипываю я, пытаясь засунуть соломенную набивку обратно. — Прости меня. Мне так жаль. — Я возвращаю его голову на место и крепко держу руками, когда понимаю, что его когда-то блестящие каштановые волосы превратились в солому, а кожа — в мешковину.

Земля вновь содрогается.

Я боюсь того, что могу увидеть, но все равно поворачиваю голову. Там, на краю поля, стоят четыре огромных черных коня, из их раздувающихся ноздрей клубится дым, а верхом сидят безликие всадники в плащах. Однако, не похоже, чтобы они нас преследовали, и на мгновение я позволяю себе понадеяться, что, возможно, каким-то образом, это поле недоступно для них. Я вздыхаю с облегчением. Но через секунду из моего горла вырывается крик, когда один из всадников подносит к траве свой пылающий факел.

— Беги! — удается выкрикнуть мне, когда я пытаюсь заставить Уэса двигаться, подталкивая ногами и руками его наполненное соломой тело, но он продолжает стоять, уставившись на траву, как пустое пугало, которым он и является.

Я слезаю с него и тяну за безжизненную руку. Позади него начинает клубиться дым и подниматься к небу пламя, когда слышу, как вдалеке ревет мотоцикл моей мамы.

— Она уезжает! А ты сейчас сгоришь! Ну же, Уэс! Пожалуйста, пойдем со мной!

Слезы застилают мой взор и обжигают щеки, когда я смотрю в неживые пуговичные глаза бездушного человека.

— Все уходят, — бездумно повторяет он. Его набитый соломой мозг не может прислушаться к голосу разума.

Огонь пожирает траву позади Уэса, затемняя небо дымом, когда я начинаю сильнее тянуть его и полностью отрываю его руку. Солома вылетает из разорванного рукава, когда я бросаю ее в огонь и обнимаю его за горящую талию.

— Ты ошибаешься, — всхлипываю я, прижимаясь к его рваной клетчатой рубашке, как раз перед тем, как она вспыхивает пламенем. — Я тебя не оставлю.

Жар опаляет мои руки, но я не отпускаю его.

Пока не просыпаюсь.

Я медленно открываю глаза, ожидая, что сильный жар исчезнет, но этого не происходит. Тело, которое я обнимаю, такое же горячее, как и в моем кошмаре.