Б Истон - Молиться за Рэйн

— Ничего. Пойдем, пока вода горячая.

Я моргаю, Уэс открывает дверцу душа и исчезает, оставляя после себя облако пара. Следую за ним и замираю при виде того, как он стоит под струями воды, запрокинув голову назад. Ручейки переплетаются на его груди, стекая в ложбинки между прессом. Он стоит не более чем в футе от меня, но я чувствую, что сейчас мне не стоит к нему прикасаться, даже если мне этого сильно хочется. Он закрылся от меня, и я даже не понимаю почему.

Уверена, если бы сейчас не было никакого апокалипсиса, то именно в этот момент он бы пообещал мне позвонить, но когда бы вышел за дверь, то я больше бы никогда от него ничего не услышала.

Не знаю, что я сделала не так, но абсолютно точно я все испортила, дав неправильный ответ, и теперь он меня игнорирует.

— Уэс. — Мой дрожащий, тихий голос почти полностью заглушается шумом воды. Я прочищаю горло и пробую чуть громче, — Уэс.

Он поворачивается, чтобы взглянуть на меня, но вздрагивает, ругаясь, когда сильный поток воды попадает прямо на открытую рану.

Не раздумывая, я протягиваю руку и прикрываю рану своей ладонью.

— Просто постой так минутку, — говорю я, разворачивая Уэса так, чтобы вода попадала на спину и стекала вниз по руке, промывая рану без сильных повреждений.

Он дергает плечом, убирая свою руку от моей ладони.

— Я сам справлюсь! Сегодня у вас выходной, сестра Уильямс , — говорит он язвительным тоном. Его слова бьют меня прямо в живот.

— Ты что злишься на меня?

— Не-а.

Я поднимаю взгляд и замечаю, что надежда, которую я видела всего несколько минут назад, сменилась цементной стеной, выкрашенной в зеленый цвет и обрамленной острыми черными ресницами, похожими на колючую проволоку.

— Просто не хочу быть твоим маленьким пациентом, ясно? Я сам могу о себе позаботиться. Я занимаюсь этим всю свою жизнь.

И снова эти слова.

Я занимаюсь этим всю свою жизнь.

Никто и никогда не заботился о нем. А если кто-то и проявлял заботу, то точно не потому, что искренне этого хотел.

— Но мне ведь не все равно. — Мои глаза округляются, когда я понимаю смысл сказанных мною слов. Я в панике наблюдаю за ним, гадая, расслышал он меня или нет. Господи, пожалуйста, хоть бы нет.

Уэс застывает, слегка прикусив нижнюю губу, как будто вот-вот начнет ее жевать. Кровь стучит в моих ушах громче, чем вода барабанит по коже, пока я жду его реакции, но он даже не моргает.

Дерьмо.

Черты его лица становятся жёстче, глаза сужаются, челюсть напрягается, а ноздри раздуваются. Не знаю, о чем он думает, но это пугает меня.

— Послушай меня внимательно, — цедит он сквозь стиснутые зубы. — Я тебе не гребаный бойфренд, ясно? Я тот парень, который два дня назад приставил пистолет к твоей голове. Не забыла? Ты меня совсем не знаешь, ни хрена не любишь и никогда не полюбишь. Так что перестань… — Уэс качает головой и оглядывается по сторонам в клубах пара в поисках нужных слов. — Перестань притворяться, будто тебе не насрать.

Его обвинение приводит меня в бешенство.

— Это ты перестань притворяться, будто это не так! — кричу я, сжимая руки в кулаки, когда эмоции, которые я пыталась скрыть от него, выплескиваются наружу. — Перестань считать себя каким-то чудовищем, который не заслуживает любви, когда ты самый смелый, самый храбрый, самый… самый красивый человек, которого я когда-либо встречала! — Мои ногти впиваются в ладони, когда ярость переполняет тело. — И перестань притворяться, будто я здесь только потому, что ты похитил меня. Ты не похищал меня, и ты это знаешь. Ты спас меня, Уэс. И каждый раз, когда ты смотришь на меня, то делаешь это снова и снова!

Все происходит мгновенно, и первое, что я осознаю — это его губы на моих губах. Его поцелуй — страстный, отчаянный и похожий на вкус на мои слезы. Затем он сжимает руками мой затылок и прижимает спиной к холодной плитке. Он целует меня так же, как в «Хардвер Баке», когда он злился и в тоже время радовался, осознав, что нам не угрожают пули, и иначе не смог выразить свои чувства.

Но на этот раз между нами нет никакой одежды, нет никаких споров и никакой бури, назревающей снаружи. На этот раз, когда я перекидываю свою ногу через его бедро, он с легкостью погружается в меня без какого-либо барьера. На этот раз, когда я перемещаюсь так, чтобы мы оказались на одном уровне, он двигается во мне до тех пор, пока моя спина не вжимается в стену, а пальцы ног едва касаются пола. На этот раз я чувствую его повсюду. Его разгорячённая кожа согревает меня снаружи и изнутри. Его ладони скользят по моим влажным изгибам, как будто он лепит их из глины. И его сердце, которое я тоже чувствую, стучит так же сильно, как и мое.

Эта связь более интенсивна, чем все, что я когда-либо испытывала. Как будто он становится другим человеком, когда мы прикасаемся друг к другу. Нет… как будто он становится самим собой — настоящим Вессоном. Тем, кто любит и страстно жаждет любви. Я цепляюсь за эту мысль, когда он поднимает меня выше, прижимая к стене и закидывая мою вторую ногу себе на талию. Его сила — единственное, что удерживает меня от падения, и когда я чувствую, как внутри меня он увеличивается еще больше, то же самое делает и мое сердце.

Я сильнее обхватываю его ногами за талию и притягиваю ближе, желая получить от него как можно больше. И он дает мне это, прижимаясь телом к моей чувствительной точке, вызывая взрыв конвульсий между моих ног и фейерверк перед глазами. Уэс следует за мной через край, издавая стон у моих губ, когда пульсирующая волна жара глубоко наполняет меня и заставляет светиться от удовольствия.

Не помню, сколько прошло времени с моего последнего укола противозачаточных средств, и, честно говоря, мне все равно. Единственное, что сейчас имеет значение, так это то, что если завтра я умру — а это вполне возможно, — то на моем лице будет улыбка, а рядом со мной — Вессон Патрик Паркер.

Втягиваю воздух через нос и выдыхаю сквозь стиснутые зубы, сидя на краю кровати этого мелкого ублюдка и позволяя Рэйн играть в доктора с моей пулевой раной.

Она морщит лоб и бросает на меня виноватый взгляд.

— Прости, знаю, что тебе больно. Я уже почти закончила.

Да, но вот только болит не зияющая дыра в моей руке, а дыра, находящаяся в моей гребаной душе, которая заставляет меня озираться по сторонам в поисках чего-то, на что я смогу выплеснуть свои эмоции. Та самая, из-за которой мне хочется толкнуть Рэйн на другой конец комнаты и закричать, чтобы она перестала ко мне прикасаться. Та часть меня, которая никогда не ощущала такой нежности и заботы, и та часть, которая заставляет мечтать о том, чтобы вырвать из ее рук пластырь и самому пришлепать его на рану. Это дерьмо просто невыносимо.