Элис Бродвей - Вспышка

– Куда вы подевались?

Тания встречает нас у двери, когда мы врываемся в дом, промокшие, но весёлые. Мать Галл оглядывает нас с беспокойством. Наших беззаботных часов вдвоём с Галл как не бывало.

– Где ты была, Галл? Я искала тебя повсюду.

Тания притягивает дочь к себе, бросая на меня насторожённый взгляд. Я грустно вздыхаю. Как же я забыла, что меня в Фетерстоуне боятся и ненавидят? И как здорово было погулять с подругой. Неужели Галл стала мне подругой? Раньше я так называла только Верити.

И ещё… можно ли назвать другом Оскара? Перед глазами снова встаёт его лицо: смуглая кожа, ироничные искорки в глазах, губы, готовые растянуться в улыбке. Нет, Оскар мне не просто друг. Когда-то я мечтала, чтобы он стал для меня чем-то большим, но с тех пор многое изменилось. Первый поцелуй, первая любовь, первое… Да что бы ни было первое – все эти глупости теперь не для меня. Наверное, они имеют значение для тех, кому больше не о чем тревожиться. А я пока подожду. Мне есть чем заняться.

– Они вернутся, – уверяет собравшихся Джастус, откидывая с лица неопрятные пряди. – Охотники всегда возвращаются, – сердито добавляет он.

– На этот раз их нет слишком долго, – подаёт голос мужчина по имени Тед, я видела его в больнице, он приводил сына, когда я помогала Тании. – Откуда мы знаем, что с ними ничего не случилось? А что, если всадников взяли в плен?

В толпе согласно шепчутся.

– Что, если их захватили отмеченные?! – напряжённым голосом выкрикивает женщина.

– Никто их не захватил! – Джастус пытается перекричать испуганные голоса. – Они очень осторожны…

– Так когда же они вернутся, Джастус? – спрашивает Блейк. Он добрый… подхватил меня, не дав упасть, когда я споткнулась на дороге. – Пенни ждёт ребёнка, ей нужна настоящая еда!

После этих слов собравшиеся сбивчиво выкрикивают просьбы, молят о помощи, словно устали сдерживаться. Однако в людской гомон вклиниваются и другие тихие голоса.

– Дайте сказать старейшинам. Послушаем старейшин!

Джастус – растрёпанный, с пылающими щеками – оборачивается к старейшинам. Он поднимает руки, словно сдаваясь, и на его место по знаку Руфи встаёт Касия. Руфь вздрагивает от натужного кашля, и меня охватывает стыд – как глупо и мелочно я вела себя с ней в прошлый раз, у колодца! Завтра Руфь ждёт меня на следующий урок. Я обязательно извинюсь и попробую загладить вину. Джастус отходит от костра и мрачно смотрит на жителей Фетерстоуна.

– Я всем вам очень сочувствую, – говорит Касия. – Блейк, я понимаю, как тяжело приходится твоей семье, как необходима Пенни еда. Мы пытались – и вы тому свидетели – мы составили списки самых отчаянно нуждающихся и выдавали вам больше припасов, всё, что возможно. – Люди кивают в ответ, что-то тихо говоря себе и соседям. – Но продуктов на всех не хватает. А вскоре нужно будет кормить новые рты. – Касия кивает на Блейка, однако все глаза устремляются на меня, обжигают моё лицо с метками. Неужели я забираю чью-то еду? Из-за меня кто-то голодает?

– Это испытание для всех нас, – продолжает Касия. Она говорит мягко, негромко, и люди слушают её, ропот постепенно смолкает. – Мы знаем, что нам обещано изобилие – земля обетованная ждёт нас, и лишь наши грехи не дают дотянуться до её плодов.

Да, похоже, Галл сказала правду.

– Если жить честно, безгрешно, благословение природы низойдёт на наш город. Голод – это предупреждение. В наших рядах есть отступники, но, если мы найдём виновных, очистимся от скверны, земля вознаградит нас.

– Мы все знаем, кто виноват! – слышится голос. – Предательница принесла с собой чуму! Она проклята, как все отмеченные, и проклятие коснулось всех нас!

И опять, как в первый вечер у костра, все смотрят на меня. Фенн и Джастус удовлетворённо кивают – наконец-то они услышали то, с чем согласны. Однако Руфь с помощью Тании поднимается на ноги и тяжело опирается на толстую палку. Жители Фетерстоуна снова умолкают.

– Голод начался задолго до появления Леоры. – Сегодня Руфь говорит тише обычного, она очень слаба. – Леора разделила с нами наши страдания.

– Разделила… и едой мы с ней тоже делимся! – издевательски выкрикивает какая-то женщина.

– Мы только зря тратим на неё запасы! Ей не место в городе! – Джастус и Фенн одобрительно гудят, и я в отчаянии опускаю голову.

– Глупо обвинять в наших бедах гостей. Так мы выглядим не лучше дьяволов в Сейнтстоуне. Разве можем мы отказать страннику в пище и крове? – Руфь снова заходится кашлем, и Тания поддерживает её, давая время отдышаться. – Быть может, в нашем городе и есть отступники, но мы должны следовать закону предков. Если мы останемся верны традициям, будем и впредь отмечать наши грехи белыми камнями и просить искупления в день рождения, у нас останется надежда – наказание не будет длиться вечно.

Руфь поворачивается, услышав недовольный шёпот – Фенн, Джастус и их дружки переговариваются за её спиной.

– Фенн Уитворт, твой день рождения совсем скоро, не так ли? – спрашивает она.

Фенн поднимает глаза на Руфь и бледнеет.

– Да, – еле слышно выдавливает он.

– Что ж, давайте вместе надеяться, что этот день станет нашим общим искуплением грехов, и нам откроются новые пути. Посмотрим, что произойдёт после церемонии. Не подведи город.

Руфь искоса бросает на меня взгляд. Похоже, её слова обращены не только к Фенну, но и ко мне. Фенн покорно кивает, и собрание у костра заканчивается.

Мы снова вдвоём в комнате Галл. Колышется пламя свечей, Галл читает и мурлычет под нос какую-то песенку. Я рисую. Мне хочется запечатлеть на бумаге вечерние собрания у костра. Закрыв глаза, я вызываю в памяти лица. Сегодня жители Фетерстоуна спорили друг с другом, но в одном они были едины – на всех лицах я увидела печать страха – бесконечного и непреходящего. Их страх и голод напугали меня.

Когда я рисую, ко мне понемногу приходит спокойствие, безмятежность. Мне так хочется снова работать, делать татуировки, но у меня есть только карандаш и бумага – я довольствуюсь малым. В глубине души растёт потребность творить, создавать нечто, заполнять пустоту.

– Галл, Руфь что-то сказала сегодня о камешках. Что в них особенного? – решившись, спрашиваю я. – И что должно случиться в день рождения Фенна?

Галл так долго молчит, что я и не надеюсь услышать ответ. Может, она задумалась и не расслышала вопроса? Однако Галл опускает книгу на колени и отбрасывает одеяло, в которое уютно закуталась на кровати. Осторожно нагнувшись, она поднимает с пола кожаный мешочек, распускает завязки и высыпает камешки на кровать, как монеты, которые ждут, чтобы их посчитали.