Лоис Лоури - Сын [litres]

– Второй раз обмываю покойника с тех пор, как ты здесь, – произнесла Элис, выжимая намоченные тряпицы и протягивая одну Клэр, – и второй раз вспоминаю, как вот так же обмывала тебя.

– Ты думала, я умру?

Элис покачала головой.

– Я видела, что ты сильная.

Мужчины во дворе готовили гроб. Женщины обтерли покойницу, расчесали ее тонкие волосы, надели на нее чистую одежду и сложили руки крест-накрест на чахлой груди.

– Тяжко им тут придется без женщины, – произнесла Элис, окинув взглядом неприбранный дом. Посуда стояла немытой; одеяло, брошенное на стул, было грязным и нуждалось в починке.

– Вижу, – согласилась Клэр. – Наверное, Большой Андраш теперь женится.

– Хорошо бы, только он хочет жениться на тебе.

Клэр понимала, что это правда, и покраснела.

– Я не хочу замуж, – призналась она.

Элис покачала головой:

– Важно другое. Он, как и все, захочет сыновей.

Клэр молча расправила подол рубашки на покойнице, думая, как, должно быть, была горда Эйлин, когда родился Андраш. Работа была закончена: нужно было позвать мужчин, чтобы они переложили тело в гроб. Но Элис отчего-то медлила.

– В день, когда я тебя выхаживала, – произнесла та, наконец, – я видела твой шрам.

Клэр инстинктивно накрыла живот рукой.

– Я не помню, откуда он.

– Когда-нибудь вспомнишь, как и все остальное. Но я боюсь, что этот шрам означает, что ты не сможешь рожать.

Клэр не ответила. Элис сделала язычок пламени в лампе побольше: за окном густели сумерки. Пару минут они просто сидели молча, и каждая думала о своем, а потом Элис произнесла:

– У женщины есть и другие важные роли.

Красный – это ягоды остролиста и лента на обряде обручения.

Синий – это цвет неба, особенно в конце лета, и моря – в те редкие дни, когда штиль. Чаще море было темно-серым с прозеленью.

Белый – цвет облаков и морской пены на камнях.

Желтый – цвет бабочек-лимонниц и Желтка, который смело садился к ней на палец, просунутый между прутьями клетки.

Клэр теперь было сложно представить, что она раньше боялась птиц. Она, правда, все еще побаивалась коров, зато подружилась с овцами Хромого Эйнара, особенно с ягнятами, которые резвились в высокой траве и весело блеяли. Эйнар рассказал ей, что опасаться нужно только волков, но она еще ни одного не видела.

Насекомые, за исключением бабочек, по-прежнему ее пугали. Особенно пчелы и летучие жуки.

– Ты как дитя малое, – засмеялась Элис, когда Клэр резко отпрянула от куста, заметив клопа. Они собирали листья желтокорня: настой из него облегчал боль в горле, которой время от времени страдали все рыбаки, проводившие много времени на воде.

К концу того лета Клэр больше не путалась в названиях цветов и перестала бояться животных, потому что теперь знала, чего от них ждать.

Осенью в поселке собрали и отпраздновали урожай. Птицы на полях добывали остатки посевов; яблоки еще не созрели до конца, но ранние сорта уже шли на сидр. Дни становились короче, а вечера – прохладнее; дети больше не бегали босиком допоздна, а мужчины стали раньше возвращаться с рыбалки. Когда солнце погружалось в море, поднимался ветер, который в темноте срывал ослабевшие листья с кустов и крутил их в воздухе. Над трубами домов вился дым от печей. Женщины распускали свитера, из которых выросли дети, сматывали пряжу и начинали вязать заново. Мальчики вырезали из кости пуговицы.

Большой Андраш подарил Клэр теплую шаль с бахромой, принадлежавшую его матери. Дни по большей части были еще солнечные и теплые, но по вечерам она заворачивалась в эту шаль. Хромой Эйнар, заметив, как она завязывает концы, смастерил застежку из ивовых прутьев, вымоченных в воде для гибкости. Он аккуратно прикрепил две части застежки к шали и показал Клэр, как ей пользоваться.

Однажды ранним утром она увидела в чистом воздухе след от своего дыхания.

– Я выдыхаю туман, – удивилась Клэр.

– Это пар, – рассмеялась Элис.

Они шли к дому на опушке леса, где жила Брина с мужем-рыбаком и дочкой. Бетана ворвалась в хижину Элис перед рассветом, дрожа от холода (она выбежала из дома без свитера) и задыхаясь от переполнявших ее чувств.

– У мамы схватки, и папа сказал бежать за вами, потому что не мужское это дело! Но вообще, по-моему, он испугался!

– Беги обратно, детка, мы скоро будем, – сказала Элис, поднимаясь и зажигая лампу.

– И передай папе, чтобы не боялся: он все-таки уже большой мальчик, – добавила Клэр. Девочка захихикала и убежала. Клэр спустила ноги на холодный пол и потянулась за связанными Элис носками.

Клетку Желтка в конце лета занесли внутрь, и теперь он скакал и чирикал на своей жердочке, разбуженный шумом. Клэр плотно свернула лист и просунула между прутьями, чтоб он поел. Элис, быстро одевшись, стала собирать вещи, которые нужно было взять с собой.

– Зачем тебе нож? – удивилась Клэр.

– Считается, что если положить под кровать роженицы нож, то боль отступит. – Элис положила нож в мешок вместе с настоями и чистыми тряпицами.

– Это правда?

– Нет, – улыбнулась Элис. – Но если человек верит, что это поможет, то мысль способна и в самом деле уменьшить боль.

Она завернулась в толстую шаль и закинула мешок за плечо, а затем подмигнула Клэр:

– Но лично нам с тобой нож нужен, чтобы перерезать пуповину.

Клэр тоже накинула шаль и застегнулась.

Они поспешили по тропинке, и Клэр повыше держала лампу, чтобы освещать путь. В небе ярко серебрился лунный серп, но это был неверный свет, при котором легко оступиться.

Прибыв на место, они увидели, что Бетана перебудила подруг, которые прибежали прямо в ночных рубашках и теперь, нервно хихикая, стояли в комнате, где на кровати ворочалась Брина. Элис решительно выставила девочек за дверь.

Отца Бетаны нигде не было видно. Клэр не раз слышала от Элис, что роды мужчин пугают, хотя, например, Хромой Эйнар принимал роды у овец, не призывая на помощь женщин. Клэр впервые увидела улыбку на его лице, когда он помогал новорожденному ягненку встать на шаткие ножки, чтобы тот мог добраться до материнского молока.

– Вообще-то я им не нужен, – сказал он тогда. – Если нет осложнений, они и сами справляются.

– Если справляешься сам, это не значит, что помощь лишняя, – возразила Клэр.

Эйнар пожал плечами, похлопал родившую овцу по спине и потянулся за палками, чтобы уйти. Это было несколько месяцев назад; ягнята с тех пор обросли шерстью и вовсю скакали, а Эйнар перестал так сильно стесняться Клэр.

Однажды он испугал ее, издав резкий дребезжащий звук, а потом тихое квохтание.

– Ты спрашивала, умею ли я подражать другим птицам, помнишь? Это был фазан, – пояснил он, а затем, увидев в небе чайку с раскинутыми угловатыми крыльями, закричал протяжно и хрипло, как она.