Эльвира Смелик - Проект «Новый Эдем» [СИ]

‒ Ни с кем из вас ничего странного не происходило?

‒ Насколько странного? ‒ потребовал конкретики Торий.

‒ Словно вдруг у кого-то крыша едет, ‒ уточнил Филин. ‒ Начинает вести себя неадекватно.

‒ Да здесь большинство слегка долбанутые. Словно специально собирали.

Торий хмыкнул, не скажешь, что насмешливо или презрительно. Филину даже показалось, тот нарочно изображает непонимание, чтобы вытянуть из него как можно больше деталей и объяснений. Да он и не против. И насчёт «специально собирали долбанутых» Торий в общем-то прав.

‒ Ну, например, видит то, чего нет. Слышит, чего другие не слышат. Нападает без причины. Никто не погибал до того, как вы на этих напоролись?

‒ Самир, ‒ не раздумывая выдал Торий. ‒ Со склона скатился, сломал шею.

‒ Кто-нибудь видел, как?

‒ Нет. Он один был. Не понятно, зачем он вообще на него полез.

‒ Ну.

Филин и имел ввиду нечто подобное. Когда необъяснимая сила толкала на странные поступки или вселяла ужас, заставляла бежать, не разбирая дороги, заводила туда, откуда нет выхода. Проникала прямо в сознание, сводила с ума. Филин не только видел со стороны, сам прочувствовал недавно, мысленно разрываясь между двумя реальностями. Но Торий не проникся его разъяснениями, ничуть. Сдвинул брови, посмотрел с сомнением, ещё и слегка снисходительно, почти как на психа.

‒ Что «ну»? Думаешь, Иви тоже на эти камни забралась и навернулась? Ну как раз тогда бы мы её легко нашли.

‒ Не обязательно на эти камни.

‒ А куда? На дерево? Полетать захотела. Раз крыша поехала.

Филин стиснул зубы, стараясь подавить накатывающее раздражение. Он знает, о чём говорит. Он действительно многое знает. От него не скрывали истинных целей появления в этом мире якобы исследовательских команд.

Недаром первыми закинули заключённых, никому не нужных отморозков, отбросы общества, которые слишком гуманное законодательство не позволяло сразу пустить в расход. Филин предполагал, и дальше так же будет, но нет, прислали этих ‒ заносчивых, мнящих себя героями, полагающих, что они особенные, достойные. Только вот точно не представляющих, чего. И Торий недаром сопротивлялся единственному возможному раскладу.

‒ Ты просто не хочешь верить, что с ней что-то случилось.

‒ Ну, ещё бы, ‒ невозмутимо подтвердил тот. ‒ Скорее всего, она пошла нас искать и заблудилась. Мы плохо в лесу ориентируемся. Не привыкли.

‒ Может, тогда назад пойдём, проверим? ‒ усмехнулся Филин. ‒ Вдруг она уже вернулась.

Торий пожал плечами, первым развернулся, зашагал в обратном направлении.

Самонадеянный ‒ дальше некуда, твёрдо уверенный в том, что всегда прав, что всё будет, как он сказал. Почему-то обычно так и получается. Тоже необъяснимо, тоже странно и тоже раздражает.

Филин хотел бы сказать, что презирает таких. Но чувства проявлялись другие, более неприятные, даже в какой-то мере унизительные. Зависть и следующая за ней ненависть. Пока слишком слабые, легко удерживаемые. Филин умел управлять эмоциями, находил убедительные причины.

Не трудно понять, почему Торий ведёт себя вызывающе, не желает принять очевидное. Это всего лишь защита, от осознания собственной несостоятельности и беспомощности. Ты ‒ не герой, ты ‒ ничто. Кто же согласится с подобным раскладом? Даже если все доказательства налицо, просто закрываешь глаза, затыкаешь уши, не слушаешь, что тебе говорят. Тупая бессмысленная спесь.

Вернулись, но с момента ухода почти ничего не изменилось, просто те, кто спал, уже проснулись. Фео никак не отреагировала на их появление, скользнула равнодушным взглядом, сразу отвернулась. Кондр тоже особого интереса не проявил. Пак закусил губы, сам сделал вывод, одна Наташа уставилась вопросительно и с надеждой.

‒ Не нашли?

‒ Только Марка, ‒ мрачно сообщил Торий. ‒ Но…

Наташа вздохнула судорожно, опустила голову, но тут же опять вскинула.

‒ А Иви?

‒ Нет её нигде. Может, бродит по лесу. Подождём ещё. Вдруг сама выйдет.

‒ Не выйдет, ‒ сердито возразил Филин. ‒ Даже, если ты этого очень хочешь, не выйдет.

‒ Заткнись.

Торий сощурился, взгляд холодный и жёсткий, словно он не смотрел, а целился. Ещё и не говорил, а вечно приказывал. Филин поморщился с отвращением, но продолжил:

‒ Неужели так трудно понять? Нельзя здесь дальше сидеть, возвращаться надо быстрее. Иначе вообще никого в живых не останется. Да смирись ты наконец. Твоя крутость ‒ не гарантия безопасности. Не спасёт. Никого.

‒ А не отвалить ли тебе туда, откуда пришёл?

Фео поднялась с земли, приблизилась, но ничего не сказала, зато Наташа вмешалась:

‒ Торий, прекрати. ‒ Потом посмотрела на Филина. ‒ И ты. Ты тоже. Не надо.

Даже не назвала никак. Не знает. Или считает, что он обойдётся, что можно просто: «Эй, ты». Главное, заставить его делать то, что хотят они.

Как обычно, стоят все вместе, а он ‒ напротив. Он ‒ один.

‒ Гольденберг, вот чего ты вечно суёшься? Понадобишься, позовём. А так ‒ не путайся под ногами.

Карцукевич ухмыльнулся снисходительно, а остальные просто посмотрели, свысока. Даже те, кто был ниже ростом. Всё равно свысока. Словно Айк для них полное ничтожество, таракан, ползущий по полу. Приняли в компанию только потому, что он всегда при деньгах, можно погулять за его счёт.

Он сначала не понимал, думал, это нормально. Сегодня он заплатит, завтра кто-нибудь другой. По-дружески. Дошло с опозданием, в какой-то момент словно ледяной волной накрыло, даже задохнулся. Но Айк упрямо отогнал мысли. Не хотел принимать эту правду. Закрывал глаза, затыкал уши. А она, упрямая, сквозь преграды прорывалась в сознание, изводила, мучила. Каждым новым случаем доказывала: им просто пользуются, держат поблизости, пока есть выгода. А так он им на фиг не сдался.

Когда говорит, даже не слушают. Иногда для вида кивают и поддакивают, но обычно и на подобную мелочь не заморачиваются, занимаются своим. Карцукевич и выскажет запросто: «Ну хватит уже трындеть. Достал». Как вот сейчас: «Не путайся под ногами».

Злость закипала внутри. Её было много, слишком много. Копилась долгое время, давила мёртвым грузом. Наверное, специально, для такого вот момента, когда больше невозможно станет мириться и терпеть.

Да, хватит! Айк и говорить ничего не стал, сделал шаг, выбросил вперёд сжатый кулак, только и заметил широко распахнутые от изумления глаза Карцукевича да услышал, как кто-то из девчонок испуганной ойкнул. А потом…

Он не попал. Вообще никуда не попал. Карцукевич легко отбил удар, и сразу сам аккуратненько и точно въехал Айку в челюсть. Даже не со всей силы. Зубы лязгнули, в ушах зазвенело, восприятие сбилось, показалось будто пол и потолок поменялись местами. На мгновенье. А уже в следующее тяжёлый пинок вышиб из лёгких воздух, отшвырнул назад, через половину класса. Айк рухнул на пол, врезавшись в стол, опрокинув стулья.