Сэмюэль Дилэни - Дальгрен [litres]

Шкет подошел к столу и перевернул замызганную обложку. Внутри лежал листок из телефонного блокнота, изрешеченный его почерком.

– А гранки с твоей правкой – в правом верхнем ящике. – Последние слова заглушила сдираемая через голову футболка. – Мистер Новик отдал мне перед самым отъездом, когда мы не знали, куда ты делся.

Шкет сел на драный тростник кресла.

Быстро пролистал, нашел на три четверти пустую страницу. Сдернул ручку с жилета. Путаные страницы защебетали под ее нажимом. Он писал очень быстро, кривя лицо; губы поперек зубов приоткрылись, снова сомкнулись. Подвешенное напряжение там, где хребет упирался в мыс крестца, стало отпускать. Ни он, ни оно еще не закончили, и тут Денни сказал ему в спину:

– Шкет?

Но он прикрыл страницу обложкой. Затем обернулся. Ланья, сидя на тахте в джинсах и кроссовках, но без рубашки, оторвала взгляд от сборника стихов.

Денни стоял посреди комнаты, распластав ладонь по бедру.

– Я… ммм … ты говорил… я хотел тебе сказать, Шкет, что, ну, короче, когда ты со мной так, обзываешься и все такое, и шпыняешь меня, я, пожалуй, не против. – Денни опустил глаза и сглотнул. – Но мне не так уж нравится. – Модуляция не удалась, и он прибавил: – Понимаешь, да?

Шкет кивнул:

– Понял.

Денни неловко покачнулся. Ланья отложила книжку на пол и подошла к Денни со спины. Подбородком уперлась ему в плечо, руками обняла за живот. Денни тоже согнул руки на животе, погладил Ланью по запястью и замер в ожидании.

Шкет подошел и обнял обоих; голая Ланьина спина под ладонями была горяча. Кто-то из них двоих обнял Шкета за талию. После паузы Денни сказал:

– Вы оба неправильно стоите. Он спереди, а ты где жопа, у меня нету шансов… Эй. – И притянул Шкета ближе, когда тот стал отстраняться.

Ланья, склонив голову через плечо Денни, волосами щекоча нос Шкету, подняла глаза, огромные-огромные – ярче всей листвы вокруг. Шкет подул ей на нос. Денни заизвивался.

– По-моему, три человека не могут поцеловаться разом… – сказал он.

– Мы еще как можем, – ответила Ланья. – Вот, смотри…

Спустя минуту – голова к голове, руки сцеплены друг у друга на спинах – Шкет сказал:

– Уютно.

– По-моему, – сказал Денни, сунув голову между их подбородками, – я чую больше, чем вы оба.

– Ммм … – кивнула Ланья.

– Ты вроде хотела погулять? – спросил Шкет.

Она опять кивнула:

– Мммм? Пошли.

Под левой рукой, затем под правой стало холодно. Последними, оторвавшись от его груди, Шкета покинули ее пальцы.

Он глянул на стол; может, стоит прихватить тетрадь?

– Жарища у тебя тут, – сказал Денни.

– Ой, выключи?

– А как?

– Ладно, я сама.

Шкет поднял голову; Ланья сидела на корточках перед обогревателем, кряхтя и крутя что-то внутри.

– Есть. – Встала. – Пошли.

– А рубашку ты не хочешь надеть? – спросил Денни.

Обогреватель залязгал боками, остывая.

– Будь другом, одолжи мне жилет?

– Запросто. – Денни вылез из жилета. – Но сиськи он тебе не прикроет.

– Если б я хотела их прикрыть, надела бы рубашку. – Она забрала у него жилет. – У этого города есть свои плюсы.

– Забавная ты дамочка.

– Забавный ты мальчонка.

Денни прикусил губу, затем размашисто кивнул:

– Я пиздец какой, да.

– А ты чего лыбишься? – спросила Ланья у Шкета.

– Ничего, – и заулыбался только шире. – Еще цепи на себя навесь – будешь как мы…

Она поразмыслила, посасывая нижнюю губу.

– Не. – Из-под полы жилета едва выглядывал один сосок. Другой прикрыт. – Просто интересно. – И с пола у тахты подобрала гармошку.

Они мною играют, загоняя на жесткие позиции. Дрейфуя по жесткому городу, я не понимаю, каким клеем крепить слова к языку во рту. Вот там их и держи – баюкай на мускульном дне. Ничего не случится. Как проще всего сказать, скажем, Кэмпу, и Денни, и Ланье, что всякий их день обессмысливает до абсурда их сужденья о ночи? В ответ я могу писать. Но зачем выпускать в полудень? Если держать во рту, злость очищается, капает в глотку горечью, субстанцией для руки. Думаю я не об этом. Это лишь (подумал он) ощущенье раздумий.

По пути через гостиную они не шумели. На вершине лестницы Денни захихикал. Ланья погнала обоих вниз. На крыльцо все выскочили в истерике.

– Что смешного? – трижды спросила она; трижды ее лицо исказилось весельем и разгладилось.

Шкет подумал: в ее смехе бывает мгновенье, когда она очень уродлива. Подкараулил, увидел, как оно пришло и ушло, и засмеялся еще пуще. Она взяла его за руку, и он был этому рад. В его голосе разгладилась резкость.

И голос Денни тоже выровнялся от облегчения, которого Шкет не понял.

– Где твоя школа? – спросил Шкет.

– А?

– Денни сказал, ты преподаешь в школе. И мадам Браун что-то говорила про класс.

– Ты же сама мне сказала про школу, – вмешался Денни.

– Это вон там. Мы туда и идем.

– Ладно.

Она прикусила обе губы и кивнула; просунула руку Шкету под локоть, другую протянула Денни… а тот сделал вид, что не заметил, и канатоходцем пошел по бордюру. Поэтому Шкета Ланья тоже отпустила.

Зеленая куртка новая. Рубаха между латунными зубцами молнии на вид старая. Он двигался от угла, слегка пригнув голову. Неровные шаги мотали его влево-вправо не пойми как. Двадцать пять? Тридцать? Черные волосы почти до плеч. На костистом лице – ничего похожего на глаза. Он… подшкандыбал ближе. Крохотные веки поджаты над заросшими плотью глазницами, в остальном гладкими, как нутро чайной чашки. Из одной вдоль носа подтекала струйка слизи. Он приблизился, на чистом везении обрулив фонарный столб. На шее висела картонка на бечевке, где шариковой ручкой было выведено:

«Пожалуйста, помогите. Я глухонемой» .

Денни придвинулся к Ланье и взял ее под руку. Слепонемой прошел мимо.

– Ни хера себе… – тихонько начал Денни. И затаил дыхание.

Из подъезда выбежал грузный белокурый мексиканец в одеяльной рубахе без воротника. Сбивчивый стук ковбойских сапог слепонемого утих, едва мексиканец схватил его за плечо; слепонемой высоко задрал голову, повел ею туда-сюда, как будто принюхиваясь, а мексиканец взял его за руку. Вдавил ему в ладонь кулак, и снова вдавил, и снова, рисуя то и это. Слепонемой кивнул. И они под руку заспешили к перекрестку.

– Ёпта… – изумленно протянул Денни. Глянул на Ланью: – Мы его, кстати, уже видели. Латиноса этого большого. Он толкал Шкета. Напрыгнул прямо на улице и давай толкаться.

– Почему? – спросила Ланья. И левой рукой придержала правую полу жилета.

– Не говори мне, что в этом блядском городе ничего не бывает просто так, – ответил Шкет. – Не знаю.

– Ну, – сказала Ланья, – обычно в Беллоне все бывает не… – И втянула воздух сквозь зубы. – Слепоглухой. Тяжко ему. Я один раз была в Сан-Франциско. Знаешь контору соцобеспечения на Мишн-стрит?