Нагару Танигава - Изумление Судзумии Харухи. Том 1.

Во внутреннем дворе не было ни души. Те, кто после школы пошел домой, уже давно справились с этим делом, так что увидеть их, бездельничающих здесь, не представлялось возможным. Ученики из кружков, имеющих отношение к искусствам, сидели в соответствующих комнатах и занимались своими делами. Слышно было один лишь звук сломанной трубы школьного оркестра, доминирующий над отдаленными криками, доносящимися со стороны спортивных кружков на стадионе.

И, поскольку ученики, собирающиеся неподалеку и распаковывающие свои обеды в перерыве, появляться не собирались, единственным, что могло бы помешать нам перебрасываться мячом, были растущие во внутреннем дворе вишни. К настоящему моменту все до единого цветы уже завяли. Теперь области своего влияния расширяла зелень — была, определенно, самая любимая пора мешочниц.

— Я начинаю.

Я поймал синкер, брошенный беззаботным принцем, Коидзуми. Перчатка едва ли получила хоть какой-то импульс и практически не издала звука. Очевидно, Коидзуми играл в полсилы. Я продолжил, крепко сжав в руке теннисный мяч, и встал полубоком, готовясь к ответной подаче.

— Отличный бросок.

Коидзуми тоже поймал мяч. Бросив пару пустых фраз в естественной для себя манере, он расслабленно метнул его обратно, словно инфилдер, подбирающий плавно прикатившийся мяч и бросающий его первому бейсмену.

Поперебрасываясь мячом с Коидзуми с единственной целью — убить время, я невольно вспомнил слова Кёко Тачибаны. Слова, которые, кажется, я уже практически забыл и силился довести этот процесс до конца.

”И все-таки, я испытываю к нему уважение.”

Людей, чья оценка вице командира Бригады SOS была так высока, что доходила до почитания, было совсем немного. Давайте пока забудем о его популярности среди девушек из параллели из-за его внешности и навыков общения…

— Коидзуми.

— Что такое?

— Эм…

Я замялся, почувствовав презрение к себе за такие мысли. Так значит, Коидзуми — глава Организации экстрасенсов? А Мори-сан, Аракава-сан и братья Тамару работают на него? Я не настолько недалекий, чтобы сразу принимать такое на веру.

— Ничего.

Коидзуми ничего не заподозрил в моем внезапном молчании, однако, в свою очередь, спросил тоном человека, мысленно во всем разобравшегося:

— Можно задать вопрос?

И следом за этим вопросом задал следующий:

— Ты слышал что-нибудь о гностицизме?

— Вообще ничего. Я слабоват в политической терминологии. Я даже не могу отличить коммунизм от социализма.

Коидзуми горько усмехнулся и начал рассказывать о так называемом гностицизме:

— Это можно назвать идеологией или религией. В такой стране, как наша, где мы слишком близко принимаем религиозные праздники разных стран, и заполняем нашу страну множеством богов, такая идея была бы довольно чужеродной (??). Проще говоря, такая точка зрения считается ересью в странах, уверовавших в существование единственного бога. Чтобы отыскать корни этой идеологии, понадобится отправиться в довольно далекое прошлое. Несмотря на то, что сейчас уже такое представление считается полнейшей чушью, оно было распространено задолго до возникновения христианства.

Как жаль, что я проспал почти все уроки ЧОГ, так что я не имею ни малейшего понятия, к чему ты клонишь.

— Тогда давай я кратко опишу сам гностицизм? Можно мне сократить длинную историю?

Если ты можешь упростить все до такого уровня, чтобы смог понять и младшеклассник, то у меня нет возражений.

— С древних времен люди считали, что мир полон несовершенств. Например, если бы всевидящий и всемогущий господь создавал мир идеальным, то, наверное, он бы не стал ниспосылать людям такое немыслимое число страданий. Создать абсолютную утопию, по сути, ему по силам. Но, тем не менее, во времена общественных конфликтов, вызывающих разного рода несправедливости, мир порой оказывается во власти злых сил, запугивающих и унижающих слабых, тем самым до предела увеличивая их страдания. Для чего этому богу создавать настолько жестокий мир, а затем бросать его на произвол судьбы, не оставив ни единой подсказки?

Возможно, потому, что он понял, что его игра близится к печальной развязке, и у него пропало всякое желание что-либо с ней делать.

— Может, примерно так все и было.

Коидзуми подбросил мяч вверх, а затем поймал.

— Но подумай об этом с другой стороны. Ответ может быть очень прост. Может быть, на самом деле мир был создан не милостивым господом, а неким богоподобным созданием со злым умыслом.

Это ведь приблизительно одно и то же, разве нет? Есть ли злые намерения у плотника, строящего дом по заведомо дефектному проекту? Я думаю, на этот вопрос даст ответ министерство юстиции.

— Если бы это действительно совершалось из злого умысла, богу имело бы смысл закрыть на такой поступок глаза, ведь такова природа этого человека — делать зло. Однако человек обладает интуитивным пониманием устройства мира. Не каждый человек злой, и, таким образом, кто-то увидит злодеяние в преступлении, чем оно и является (???). Это доказывает, что человечество обладает способностью творить добро и противостоять злу. Если бы мир был битком забит злом, самой концепции добра не существовало бы.

Коидзуми покрутил теннисный мячик на кончиках пальцев и продолжил: — По этой причине древние люди твердо верили в то, что мир был создан лже-богом, а также в то, что это самое знание являлось частичкой света, дарованной человечеству настоящим Богом. Другими словами, Бог не существует в этом мире, но есть где-то за его пределами, и он защищает людской род.

Считай они иначе, их рассуждения не имели бы никакого смысла, так ведь?

— Верно. Все дело как раз в том, что эта религия проповедует создателя как дьявола, что вызывает гнев множества приверженцев более привычных религий. Вы еще не проходили Альбигойский крестовый поход на уроках всемирной истории?

Еще нет, но я могу спросить об этом у Харухи.

— Кроме того, учение гностицизма отлично согласуется с современным обществом. Впрочем, современный человек, исходя из рамок мышления, недалеко ушел от своего представителя из древних времен. О том, о чем мы думаем сегодня, в равной степени могли думать и более ранние люди. Как бы далеко вперед ни продвинулась наука, насколько более точными ни стали бы измерения, — невозможно в значительной степени шагнуть вперед в биологическом усовершенствовании нашей способности мыслить. Сейчас уже мы стоим на финальной ступени эволюции; и, что самое тревожное, — это уже давно не новость. Это стало серьезной проблемой в истории человечества, которая останется с ним навечно.

Хотя я и ощущал, что немного не поспеваю за ходом мысли Коидзуми, мое ни на что не годное «я» ловко держало язык за зубами. Глупые комментарии, вносящие одну лишь путаницу в диалог, стояли диаметрально противоположно моим принципам.