Майкл Бишоп - Сказки о воображаемых чудесах [сборник]

— Сноб! — заорала я. Это слово одинаково понимают и англоговорящие, и немцы. Вокруг нас стали что-то кричать в ответ, раздался рев пения и даже какой-то звук, напоминающий ружейные выстрелы. Затопали ноги, засвистел свисток, и полицейские с дубинками и пистолетами заполонили станцию. На следующей платформе остановился поезд с футбольными фанатами. Они энергично что-то распевали и взрывали петарды. Навстречу им побежали полицейские, и через несколько секунд начался мятеж, причем не только на платформе, но и у нас, больше-не-влюбленных. Мы припомнили вчерашнюю ссору. На этот раз я сполна давала ему сдачи, используя слова с германскими корнями: короткие, едкие, отвратительные и знаменующие окончательный разрыв.

Наступило время драматического прощания, эффектного, как поклон у задернутого занавеса. Я повернулась на каблуках и шагнула в бушующий хаос толпы. Мне случалось выживать на танцевальных площадках фестивалей перед самой сценой, и я знаю, как протиснуться сквозь бурю и остаться невредимой. В отличие от фаната сбоку от меня, который поскользнулся и получил башмаком по голове, отчего у него слетела вязаная шапка. Вокруг нас колыхалась толпа, и я рывком подняла его на ноги, чтобы не затоптали.

Казалось, он оглушен: кровь стекала по его ирокезу, выкрашенному в цвета команды. Я сделала то, что обычно делала, когда мой клиент попадал в переделку: провела его к краю толпы, а затем наружу, мимо пассажиров-зевак, к тишине и безопасности. По пути нам случилось натолкнуться на полицейскую собаку. Я зацепила его капюшон и, так как битва шла уже совсем рядом, шагнула в сторону и вниз по ступенькам. Возможно, нас вела собака, а может, и я сама. Как бы то ни было, мы проковыляли вниз к пригородным поездам, где стояло всего несколько пассажиров с сумками.

Подошел поезд, и мы, не задумываясь, вошли внутрь. Состав запыхтел обратно в сторону Бремена, и из сгустившихся туч повалил снег, и мы ехали через пустынные сельские просторы, проезжая одну крошечную станцию за другой. Путь наш нырял в лесные чащи, и там, в самом центре, тоже была безлюдная остановка, меньше всех прочих, что попадались нам до сих пор. Собака залаяла и потянула меня за подол зубами. Я подняла своего обдолбанного подопечного, и мы вышли в метель, и никто не пошел за нами в этот мороз. Фанат согнулся, зачерпнул пригоршню снега и протер голову. Казалось, ему стало легче, и он, пошатываясь, направился к выходу. Я не могла оставить его в таком состоянии, и поэтому пошла следом. Собака тоже увязалась следом и шла, помахивая щетинистым хвостом.

Под козырьком крыши нас ждал громадный серый осел; фанат обнял его за шею, а затем пошел, опершись на него, как до этого опирался на меня. И так мы вышли в снег, все четверо, и пошли через деревню. В каждом окне сияли, словно на рождественском календаре, украшения и подсвечники. Мы миновали несколько улиц, и вот деревня закончилась. Наши лапы, копыта и сапоги перестали скрипеть по снегу: теперь мы в тиши шли по ковру из влажных сосновых игл. Начался лес. Теперь фанат шел один, но зато я споткнулась о древесный корень и полетела кубарем, сломав каблук сапога. Собака рядом со мной, тяжело дыша, осел склонил морду, словно переживая, фанат дал мне руку, чтобы я смогла встать. Я зашаталась, и он подхватил меня на руки с такой легкостью, словно я была комочком снега, и посадил на спину осла. Это не Назарет, думала я, а я — уж точно не беременная Дева Мария. И тем не менее я ехала на спине осла через лес и доехала до поляны, где стояло здание, напоминавшее переделанную конюшню или амбар.

Я знаю, что осел ткнулся мордой в дверь, и она открылась. Я помню это, но что случилось дальше, представляю себе смутно. Как-то оказалось так, что я больше не ехала на спине осла, а меня внесли на руках через порог, как невесту, и усадили в кресло у очага. Затем какие-то суматошные движения: видимо, разжигали огонь. Я стянула промокшие сапоги и поставила их на засыпанную пеплом каменную плиту у камина. Огонь загорелся, вверх по трубе стали выстреливать огненные полосы, и я соскользнула на прикаминный коврик. Рядом со мной со вздохом устроилась собака. Вскоре она заснула. Через мгновение я тоже сомкнула веки.

Много часов спустя я пробудилась от освежающего сна: я выспалась впервые за неделю. Наступили ранние зимние сумерки, и с ними пришло Рождество, которое в Германии отмечают с вечера. Огонь освещал стол, накрытый для пиршества. В комнате стояла наряженная елка. Фанат куда-то исчез, но собака все еще храпела рядом, и у нее подергивались лапы. В кресле по ту сторону от камина сидел гид из Ратуши.

— Вы Эзель, — сказала я.

Кивок, улыбка.

— Скажите, что произошло в сказке дальше. Итак, Бременские музыканты выгнали разбойников?

— И четверо животных захватили дом и устроили пир.

— А воры потом вернулись?

— Они выслали разведчика. Он проник в дом в темноте, и его оцарапала кошка, лягнул осел, укусил пес и почти оглушил петух. И вот он убежал прочь, причитая о ведьмах с длинными когтями, мужчинах, вооруженных ножами и дубинками… И о прочих вещах, в которые он поверил со страху.

— Но только не в нашествие животных, — сказала я.

Теперь у очага стало жарко, как в кузнице, а ведь я была вся замотана в шерстяные одежды. Я села и вот тогда разглядела петуха: он сидел на стропилах, и на гребешке у него — нет, не может этого быть! — красовалась полоска, напоминавшая пластырь.

— Осел, hund, hahn… Vo sind die Katz?

— У нее девять жизней. Она может уйти и пожить какой-нибудь из этих жизней, но потом возвращается.

Читатель, мы провели это Рождество вместе, и дом наш был завален снегом до самого Нового года. В этих краях такие снегопады случались нечасто. Мы болтали, готовили с Эзелем потрясающие блюда, пили glühwein и все лучше и лучше узнавали друг друга. Вот и все, на сей раз я решила не торопить события. Мы прослушали всю огромную коллекцию пластинок и DVD, и тогда появились музыкальные инструменты. А как Эзель владел глиссандо на гитаре! Я осторожно перебирала струны, исполняя партию бас-гитары. Хан свисал со стропил и голосил футбольные кричалки, подражая Роберту Планту. Хунд был застенчив (порой барабанщики бывают и такими), но время от времени он спускался в подвальную студию, и откуда потом доносились звуки барабанов, на которых выбивали бешеную дробь.

И вот как раз тогда, когда в доме закончилась вся еда, за исключением коробки шоколадных мышей, из деревни на снегокате приехали люди и откопали нас. И именно потому, что теперь я могла уехать, я, вопреки кошачьим обычаям, осталась.

Однажды давным-давно братья Гримм взяли устное предание, причесали его для печати, но основной смысл оставили нетронутым. Доберитесь до сути, и перед вами окажется история о том, как найти тихую гавань, или о том, как полезно иногда сбиваться с пути. Я уехала из родных мест, чтобы выйти замуж за исполнителя классической музыки, а в итоге живу с рок-группой. Я так делала и раньше, в дни безумной юности, в своей прежней жизни, и к этому же теперь мне суждено было вернуться.