Алексей Калинин - Игры Огня

Всё покрыл какой-то туман. Их куда-то тащили, Анатолий кому-то резко ответил и получил удар в челюсть. Грязный подъезд, пропахшее табаком нутро машины, мрачные рожи полицейских. Сколько прошло ударов и времени? Игорь не знал. Он на автомате шел, на автомате ел, на автомате справлял нужду. Анатолий что-то говорил, Игорь на автомате кивал.

Какие-то бумаги, усталые люди, безрадостное небо сквозь решетку камеры. Кто и куда? Что происходит? Анатолий пытался докричаться до своего друга, но получалось это очень плохо. Игорь трудно возвращался к жизни — перед глазами стояло растерзанное тело Ирины, трупы Носорога и Кота. Всех тех, с кем он пересекался и кому принес несчастье. И Змей, эта гнида…

Даже когда Анатолий не выдержал и разбил ему нос одним точным ударом, даже тогда Игорь всего лишь улыбнулся окровавленными губами и сказал: «Спасибо!» Переходы, пересылки, встречи с потерпевшими. С каждым днем одна боль отходила на второй план, зато на место ей приходила другая — осознание того, что свободы не будет. К прошлому уже не вернуться. Ирина может оправиться, ей помогут родные, а у них?

Осознание себя пришло в один миг. Только что Игорь плавал в сиреневом тумане из обрывков воспоминаний, молящего взгляда Ирины и заляпанной кровью ванной, в которой плавали пятнадцать отрезанных голов, и вот он оказался в узкой камере на верхней лежанке двухъярусной кровати. Больше десятка мужчин занимались своими делами, кто-то спал, кто-то играл в нарды, кто-то в полголоса переговаривался. Игорь провел взглядом по камере и обнаружил Анатолия. Друг сидел за общим столом и курил, наблюдая за игрой. Сигарета как раз перевалила за половину.

— Слышь, братуха, оставь покурить! — именно такие слова услышал Анатолий.

Местная разношерстная публика вздрогнула, когда заговорил немой чудак с едва зажившими ссадинами на лице. Эти два новичка всегда держались особняком, за обоих говорил только черноволосый заключенный. В камере предварительного задержания было слишком много народа, не хватало кроватей и приходилось спать по очереди. Эти двое оккупировали одну из кроватей и никому не мешали. Как и все ждали суда. Не влезали, не наглели. Рыжеватый парень вообще не разговаривал, лишь делал то, что говорил ему черноволосый. Один из охранников предупредил смотрящего, чтобы ребят не трогали. Никто не заметил, как красноватый рулончик скользнул из руки охранника в руку смотрящего. Никто. И вот рыжик заговорил.

— Братуха! Да ё-моё! Очухался наконец-то? А я уж думал всё — накрылся мой друганчик, и вместо этапа в дурку загремит, — широко улыбнулся Анатолий. Он подскочил к кровати и протянул оставшийся окурок.

— Мы ещё не на зоне? — Игорь огляделся по сторонам.

— Не, пока в СИЗО паримся. Послезавтра отправимся на суд, а там уже и по этапу. Жало прислал весточку, что с ним всё в поряде, — прошептал Анатолий Игорю на ухо. — Он залег на дно, но нас не забывает и башляет так, что мы почти считаемся тут королями. Просит взять на себя пару дел, чтобы с него всё списали, и он смог выйти чистым.

— Да он не охренел вконец? Мы тут будем париться, а он на воле расслабуху ловить? — нахмурился Игорь.

Анатолий оглянулся по сторонам, но вроде бы никто не прислушивался к их разговору. Он снова прислонил губы почти к самым ушам Фары.

— Он инвалид, картечью его посекло так, что ходить никогда не сможет. Хирург говорит, что от силы протянет месяцев пять-шесть, да и крякнет. Так пусть хоть на воле помрет, а за это Жало обещал нам подогнать самого лучшего адвоката, который оттащит от расстрельной статьи. Змей на нас и так всё повесил — и «эльмашевских» и Носорога с Котом. Делом больше, делом меньше — зато на зоне будет спокой и уважуха.

— А… как там Ирина? — спросил Игорь.

Спросил не про родных, не про мать и сестру. Спросил про ту, которая снилась ему черными ночами и стояла перед глазами белым днем.

— Она жива осталась. Помяли её звери, в больничке сейчас. Но тоже заяву на нас накатала, так что ещё одно дело пришилось. Очень много всего, Игоряха, очень много на нас наклеилось. Надежда на адвоката осталась, — уже вполголоса сказал Анатолий.

Игорь отвернулся к стене и провел пальцем по мелкой трещине на масляной краске. Послезавтра они увидят своих жертв, послезавтра… Возможно, там будет и Ирина. Возможно… Хоть в последний раз увидеться, если не объяснить, так хоть сохранить в сердце образ. Анатолий похлопал его по плечу, мол, держись.

Игорь держался. Не опускал руки. Хотя отчаяние добавило несколько седых волосков в его рыжей шевелюре.

Пробуждение с похмелья, когда всё тело болит, а каждое движение отзывается в голове ударом погребального набата, ничто, по сравнению с тем состоянием, которое испытал Игорь, когда осознал, что живой. Это пробуждение прошло без работы бионодов, и каждая клеточка вопила от боли, кричала не хуже оголтелых болельщиков Игр. Он боялся открывать глаза, чтобы не обнаружить, что ослеп.

Спина упирается во что-то мягкое, задница также утопает в чем-то ласково-облегающем. Ноги свешиваются, а руки лежат на… на… на подлокотниках? Слово вспомнилось с трудом, вызвав ещё один приступ боли. Кресло? Похоже на то…

— Ай, блин!

Словно пчела впилась в руку, и ладонь непроизвольно отдернулась от источника боли. Дернулась? Уже хорошо, значит, чувствительность не пропала. Теперь пошевелить пальцами на ногах. Вроде бы шевелятся. Хотя, пока не увидишь, то не поймешь. Говорят, что инвалиды чувствуют свои утраченные конечности, могут шевелить пальцами и сгибать в сочленениях.

В самом деле, это была пчела или..? Ранка саднила, но из тела уходила боль. Чуть прояснилось в голове, прекратился бой колоколов, остался лишь далекий перезвон благовеста. Кричащие клеточки успокаивались, как младенцы, которым сунули бутылочку с молоком. Что это за чудо-лекарство? Посмотреть бы, но пока лучше продолжать делать вид, что в беспамятстве.

Вокруг тепло, не тот лютый холод, который сковывал на льдине, а приятная комнатная температура. В воздухе вкусно пахнет мятой и… чем-то цитрусовым, отчего выделяется слюна.

Попробовать сглотнуть! Получилось. Теперь продолжить успешное начинание и провести языком по… Блин! Трех зубов с правой стороны не хватает. Дырки не кровоточат, но всё равно нижняя челюсть отзывается болью при надавливании.

О как! Оказывается, тут музыка играет. Что-то спокойно-мелодичное, с армянским дудуком. Ага, значит, слух тоже на месте. Игорь рискнул пойти дальше и открыть глаза. Однако прикипевший гной не дал этого сделать, пришлось тереть веки пальцами и пытаться снова. На этот раз получилось и начала вырисовываться картинка. Да, уже не притворишься, что в беспамятстве, но вроде бы и опасности нет.