Вадим Панов - maNika [litres]

– Что верно, то верно, – согласился Феллер и наконец-то кивнул третьему участнику встречи: – Кастор.

– Биби, – отозвался Розен. – Поздравляю с шумным успехом.

– Спасибо.

– Двумя презентациями ты запустил акции «Feller BioTech» в небо…

– В космос, Кастор, – поправил Розена Феллер. – Не хочу хвастаться, но в буквальном смысле – в космос. А могу и еще дальше.

– Мы давно поняли, что «Feller BioTech» генерирует колоссальную прибыль, – обронил старик, небрежно барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

– Я уже понял, что деньги тебя не интересуют, дядя Сол.

– Чтобы понять такую простую вещь, ушло чертовски много времени, сынок.

– Ты потребовал от меня пересмотреть взгляды… взгляды на все, дядя Сол. Ты потребовал отказаться от концепции, которую я считал правильной: управлять орками через экономику.

– Это потому что ты – великолепный менеджер, Биби, ты смотришь на мир через призму экономики. Я не скажу, что это неправильно, но иногда – подчеркиваю, иногда – нужно уходить от привычного взгляда на мир.

– Моя семья – одна из самых старых в сообществе, – спокойно ответил Биби, доставая сигару. – Но где бы мы были, если бы не умели проявлять разумную гибкость?

– Хорошо, что ты это понимаешь.

– Я понятливый, дядя Сол, тебе ли не знать?

– Но ты еще сомневаешься в принятом решении, – проницательно произнес старик.

– Да, дядя Сол, сомневаюсь, – сдался Феллер, раскуривая сигару.

– Но почему? – не выдержал Розен. – Почему ты упорствуешь?

– Я не упорствую, я не идиот и подчинюсь решению сообщества, но дело в том… – Биби присел рядом со стариком, дождался, когда владелец «Clisanto» устроится в кресле напротив, и продолжил: – Дело в том, что мы с тобой изменили мир, Кастор.

– Сколько можно это повторять?

– Извини, для меня это важно, – Феллер пыхнул сигарой, внимательно глядя бывшему другу в глаза, пыхнул еще раз и продолжил: – Мир долго оставался статичным, мы его пнули, заставив стать другим, и я – мне не стыдно признаваться, – испытываю гордость.

– Хорошо, Биби, согласен, мы с тобой – гребаные демиурги, – согласился Розен. – Но я не ожидал, что тебя это обстоятельство так сильно накроет.

– Меня давно отпустило.

– Тогда чего ты бесишься?

– Именно потому, что отпустило, – медленно ответил Феллер, стряхивая пепел на пол. – Я перестал смотреть на получившийся мир, как на свою игрушку, и готов дать ему свободу.

– Что? – спросил старик.

– Свободу, – повторил Биби. – Мы создали принципиально новое общество, дядя Сол, так давай дадим ему возможность повзрослеть. Неужели тебе не интересно, куда придет мир, если дать ему немного свободы? Совсем чуть-чуть. Мы ведь никуда не торопимся.

– Что значит повзрослеть? О какой свободе ты говоришь? – не понял Розен. И посмотрел на Феллера, как на сумасшедшего.

– Вспомни, как развивался капитализм: будто сам по себе, – с неожиданным пылом произнес Биби. – Мы отпустили вожжи…

– Не везде, – уточнил старик.

– Да, дядя Сол, согласен: не везде. Но там, где мы это сделали, где гарантировали населению новые правила, результат оказался поразительным: люди старались, творили, влюблялись в свой мир, достигали успеха, а главное – верили.

– Какой ты все-таки романтик, Биби, – с неожиданной теплотой произнес старик. – В точности как брат… Ты у него заразился?

– Похоже на то, – улыбнулся Феллер. И, помолчав, продолжил: – Я не хуже тебя знаю о скрытых механизмах, дядя Сол, но согласись: то, о чем я говорю, сыграло свою роль. И сейчас мы можем получить то же самое: не просто новое общество, а общество устойчивое, которое будут любить, которым будут гордиться, за которое будут сражаться…

– Зачем?

– Что? – теперь этот глупый вопрос задал Феллер.

– Зачем? – повторил старик. – Зачем отпускать вожжи, если все, о чем ты говоришь, мы можем получить прямо сейчас: опираясь на старые, проверенные и действующие законы. Сними розовые очки, Биби, и посмотри на людей так, как они того заслуживают, посмотри на орков, как правильно называет их европейский бандит: они с радостью примут любое наше решение, нужно лишь отправить к ним правильную цирковую труппу. Зачем ты хочешь дать им свободу?

– Я хочу в космос, – просто ответил Биби. – Я хочу войти в историю, как человек, подаривший человечеству Солнечную систему. Неужели ты не хочешь увидеть Марс? Или Венеру?

– Поверить не могу, что я это слышу, – рассмеялся Розен.

И осекся, увидев бешеный взгляд старика. И с изумлением понял, что дядя Сол понимает позицию владельца «Feller BioTech», она ему нравится, он готов работать ради грандиозной цели, но есть нечто, мешающее старику поддержать Феллера.

Нечто очень важное.

– Биби, сынок, я люблю тебя, в том числе я люблю тебя за твой романтический взгляд на мир, который многократно усилился после того, как вы с Кастором переформатировали планету. Ты не заразился от брата, но тебя не отпустило, как ты только что сказал: тебя до сих пор трясет при мысли, что ты оказался автором грандиозного свершения. Я это вижу. Я рад тому, что ты не останавливаешься и строишь грандиозные планы на будущее. Скажу больше: я восхищен этими планами и верю, что ты сумеешь их реализовать, но… Но объясни, пожалуйста, как мое предложение помешает реализации твоей идеи?

– Рабы не способны создать великое общество, дядя Сол, рабы способны только портить.

– Они всегда были рабами.

– Орками… – эхом добавил Розен.

Старик посмотрел на Кастора удивленно, но замечания не сделал, продолжил разговор с Феллером:

– Я не согласен и никогда не соглашусь с тем, что они создавали великие цивилизации. Работали во имя их процветания? Да, работали, тяжело работали. Но всегда, на протяжении всей истории мы держали их в положении рабов, иногда – колонов, но то был максимум свободы, который они получали. Потому что им всегда нужно было работать, много работать, так много, чтобы не оставалось свободного времени, у них всегда должна быть цель, ради которой нужно много работать. Иногда они бунтуют – это нормально, потому что любой котел рано или поздно закипит. Слабые восстания мы безжалостно давили, сильные приводили к изменениям в политике или обществе: мы меняли правила, оставляя в неприкосновенности главное – они должны работать, они всегда должны работать, всю свою жизнь. Но однажды им почти удалось освободиться… Однажды… – лицо старика перекосилось от ненависти. Застарелой, животной ненависти к тем, кто едва не разрушил создаваемую тысячелетиями систему. Дерзкие революционеры давно умерли, их идеи унижены, оболганы и преданы забвению, но ненависть никуда не делась. Ненависть хозяина, которого заставили трястись от страха. – Мы вернули себе власть ценой неимоверных усилий и гигантских финансовых потерь. Мы потеряли более ста лет, до сих пор не до конца преодолели последствия кризиса, зато теперь получили возможность привести всю планету к единому знаменателю. Сынок, я уже говорил: твое изобретение – это власть, это гениальная удавка, которую орки добровольно на себя надели, а мы лишь затянем ее потуже.