Иван Охлобыстин - Дом Солнца [litres]

– Не грусти! – дядя Гена хлопнул папу по плечу. – Каждому – свое! Все же по-честному! Я вот даже и не мечтаю о партии, хоть и председатель профкома.

Санька и капитан не слышали этого разговора, потому что сидели на кровати в детской и разговаривали о своем.

– Товарищ Вихрь ввел тебя в курс дела? – капитан взглянул в глаза мальчика.

– В общих чертах, – ответил тот. – Что-то о Кузе. Его клоуны украли.

– Да, – вздохнул Рио. – Скоро они изменят его.

– Это невозможно! – не поверил Санька. – Кузя – эльф. А даже товарищ Шалар учил, что по-настоящему нравственными могут быть только эльфы. Так?

– Так-то это так, – нахмурился Рио, – только у любого правила бывает подтверждающее основную суть исключение. К сожалению, это случай с твоим другом. Бывшим другом. Скоро он станет иным, и тебе будет угрожать опасность. Поэтому я здесь.

– Но что я могу сделать против эльфа? – пожал плечами Санька.

– Пока ничего, – согласился офицер и добавил: – Но завтра ночью ты тоже станешь эльфом и получишь доступ к партийной силе.

– Эльфом?! Папу в партию приняли? – радостно поинтересовался мальчик.

– Нет, – огорчил его Рио. – Твой папа не готов к вступлению в КПСС.

– Тогда как? – растерялся Санька.

– Ты сам станешь членом партии и пройдешь эльфийскую инициацию, – торжественно объявил офицер.

– Это невозможно! Мне двенадцать лет! Я даже комсомольцем еще стать не могу! – воскликнул ребенок.

– А ты знаешь, что товарищ Шалар вступил в партию в десять? – улыбнулся Рио и приобнял Саньку за плечи. – Это судьба! И у нас мало времени. Мы должны тебя подготовить. Завтра ночью пройдешь ритуал инициации и поедешь на базу подготовки в Балабаново. Тебя научат сражаться и думать как эльф.

Офицер поднялся:

– Пора идти. Родителям лишнего ничего не говори. Пожалей их. Может быть, тебе скоро придется умереть. Кстати, час назад отца Ани Голубкиной приняли в партию.

Рио попрощался с мальчиком и прошел через большую комнату к выходу, на ходу поклонившись Санькиной маме. Его товарищи тоже встали, поблагодарили хозяев за гостеприимство и покинули квартиру Верещагиных.

Вскоре уехали и слегка ошарашенные дядя Гена и тетя Люба.

…Утром Саньку Верещагина разбудили, как всегда, электронные куранты. Мальчик с некоторым сожалением покинул кровать, встал на коврик посреди комнаты и включил проектор. Однако вместо привычного мужественного тренера на экране появилась милая девушка и, улыбнувшись, сообщила: «Сегодня выходной день, и каждый советский ребенок может отдыхать. Но если твое пионерское сердце не дает тебе спать, ты можешь пройти процедуру профилактической зрительной сегментации, что позволит освободить переполненные участки реактивной памяти и сделать ее на три процента эффективней. Сядь перед экраном в позе латышского стрелка и после сигнала, не мигая, смотри на изображение».

Санька дисциплинированно сел на коврик, вытянул перед собой ноги, руки скрестил на груди и уставился на экран. По белому целлулоиду экрана поползли колонки символов. Через десять минут мальчик почувствовал жар в теменной области и некоторое онемение пальцев ног.

Процедура уже подходила к концу, когда в комнату заглянула мама.

– Сынок, ты что хочешь – глазунью или омлет? – поинтересовалась она.

– Я как папа, – ответил Санька.

– Сегодня папа никак, так что сам решай, – сказала мама.

– Тогда мне бы творожку со сгущенкой, – смущенно попросил мальчик и даже попытался мотивировать маму: – Мне кальций нужен.

Та пожала плечами, но возражать не стала и пошла на балкон за творогом.

Папа действительно выглядел немного уставшим после вчерашнего застолья. Он сидел в своих любимых синих семейных трусах на табурете у стола и пил огуречный рассол прямо из трехлитровой банки.

– Доброе утро, папуля, – поприветствовал родителя Санька.

Но папа лишь едва заметно кивнул и в очередной раз приложился к банке с рассолом.

– Не трогай отца, он болеет, – попросила мама, выставляя перед сыном на стол тарелку с творогом. – Пойдешь к дяде Юре, возьмешь макулатуру и сдашь ее в пункт на улице Народного Ополчения. На Лациса ближе, но там абонементы только на Пикуля.

– А потом можно я немного погуляю? – спросил мальчик.

– Гуляй сколько хочешь, – разрешила мама и напомнила: – Но ты не забыл, что вечером тебя могут в Балабаново отправить? «Тэп» не отключай.

– Не буду, – заверил Санька, быстро съел творог и выскочил из дома.

У подъезда он поздоровался с сидящими на лавочке бабушками и набрал на «тэпе» номер Ани.

Девочка взяла трубку не сразу – видимо, еще спала.

– Алло? Кто это? – сонным голосом спросила она.

– Голубкина, это я, Верещагин, – ответил Санька. – Извини, что разбудил. Я сегодня вечером в спецлагерь под Балабаново уезжаю. Может, погуляем часок?

– Балабаново?! – восхищенно вскрикнула на другом конце провода девочка. – Ух ты! А у нас папу в партию приняли.

– Я знаю, – сказал Санька. – Теперь тебя зовут Наола.

– Это ничего не меняет, – уточнила Аня. – Где и во сколько?

– Где и когда хочешь. Мне только нужно к дяде Юре Любимову в театр зайти, афиши старые забрать и абонемент на «Три мушкетера» получить.

– Можно я с тобой в театр пойду? – попросила девочка.

– Можно, – радостно согласился Санька. – Дядя Юра очень добрый. Он сейчас Гамлета с Иннокентием Смоктуновским ставит. Мы дядю Юру попросим, и Смоктуновский нам монолог прочтет.

– Тогда я выхожу? – предложила Аня.

– Выходи, – поддержал Санька. – Встретимся у центрального транспортера, за киоском «Спортлото», справа.

Окрыленный радостью от предстоящей встречи, он довольно быстро добрался до автобусной остановки и потом на автобусе – до алюминиевого купола над центральным транспортером.

Центральный транспортер, или, как его любили называть местные жители, ЦиТ, являлся главной пассажирско-транспортной артерией, связывавшей сто семьдесят седьмой и сто семьдесят восьмой ярусы, где находилась большая часть культурно-развлекательных учреждений комплекса. Сорок двухсотметровых эскалаторов с раннего утра и до поздней ночи перевозили десятки тысяч людей. В основном это были граждане, направляющиеся культурно провести досуг либо работающие в культурно-развлекательной сфере. Оттого и убранство ЦиТа было особенным: стены украшали огромные телевизионные экраны, транслировавшие всякого рода художественные передачи с субтитрами – телеспектакли, кинокартины, мультипликационные фильмы, программы «Здоровье» и «В мире животных». Над всем этим культурным великолепием звучала музыка Рахманинова.

Санька подошел к киоску «Спортлото» и сел на гранитный парапет, отделяющий площадь перед транспортером от вестибюля. Мимо двигались празднично одетые люди с открытыми, одухотворенными лицами. Мальчик непроизвольно вглядывался в них, пытаясь угадать, кто куда направляется.