Игорь Вереснев - Хозяйки тумана [litres]

– Возможно ты и права. И в этом наше с тобой различие. Уж ты переполнена любовью по уши! К единственному человеку – к себе самой.

– Ошибаешься, подруга. Я люблю всех. И забочусь о всех, кого люблю. Ладно, не хочешь говорить, что замыслила, не надо. Может быть, ты готовишь замену бедняжке Моджаль? В обход моей матрицы, да? Не буду мешать. Но прошу, не оставляй эту… – девочку, мальчика, кто оно? – надолго в детской фазе. Мне не нравятся изменения в её личности. Второй раз я предупреждать не буду.

Ответа Люсор не ждала. Найгиль осталось лишь хмуро смотреть, как тает в ночном воздухе её улыбка. И когда облачко тумана над вершиной холма развеялось окончательно, она поспешила к пещере.

Виктор сидел в углу со странно неподвижными, остекленевшими глазами, словно не видел того, что происходит вокруг. Кожа на его плечах и руках блестела в редких сполохах тухнущего костра.

– Найгиль, это ты? Что со мной происходит?

Найгиль пошатнулась от неожиданности. Слова принадлежали не Виктору. С ней говорил другой человек.

– Моджаль?! Ты… видишь меня?

– Нет, почти ничего не вижу, одни тени. Но это лучше, чем тьма! И я чувствую твоё присутствие, а раньше ничего не чувствовала. Ты вернула меня, да?

Это было невозможно. Абсолютно невозможно! Моджаль ушла в безвременье, Найгиль сама отправила её туда, откуда нет возвращения…

А почему, собственно, невозможно? Что происходит, когда телесные оболочки бессмертных и смертных накладываются друг на друга? Она предполагала, что энергия эфирного тела Моджаль будет питать физическое тело Алины. Видимо, идёт и обратный процесс. Она не убила любимую!

Волна облегченья захлестнула Найгиль… и отхлынула. Одно физическое тело на двоих? Сработает ли ментозащита в таких условиях? Если нет, что тогда? Чья личность победит в схватке? Или погибнут обе?!

Она быстро обогнула костёр.

– Моджаль, тебе нельзя просыпаться. Потерпи, я прошу!

– Но я не могу не просыпаться! Темнота выталкивает меня.

Скривившись от боли, разрывающей не тело – душу, Найгиль начала сдирать оболочку. Тонкая плёнка скользила между пальцев, будто сопротивлялась.

– Найгиль, что ты делаешь? Я не хочу обратно! – отчаянно бился беззвучный крик у неё в голове. Если бы можно было зажать уши, чтобы не слышать!

Наконец она справилась. Осторожно положила плёнку на пол, склонилась к лицу воспитанника. Несильно ударила по щеке.

– Виктор? Ты слышишь меня?

Глаза парня тотчас открылись, словно он просто спал своим чутким звериным сном.

– Слышу. Что со мной было?

– Ты спал. Засмотрелась на огонь и уснул.

– Неправда. Здесь кто-то был. Женщина, чужая. Я её не видел, только чувствовал. – Виктор рывком села. – Как будто она была во мне! Я впрямь смотрел на огонь, но не засыпал. Голова закружилась, когда она появилась. Это было так неожиданно, я затаился и стал следить. А потом пришла ты и заговорила с ней.

Найгиль опустилась рядом на шкуры. То, что Виктор не потерял сознание, было хорошо, блокировка действовала. Моджаль не способна захватить чужое тело. Но помешать невольно может.

– Это моя подруга, – пояснила она. – Самая близкая подруга.

– Как она оказалась внутри меня? – Виктор увидел лежащую рядом со шкурами плёнку. – Так это кожа хоки?! Я мог бы и раньше догадаться, ты ведь говорила о вашей силе. Получается, твоя подруга и сейчас живая, хоть от неё осталась одна кожа? Вы, и правда, бессмертные!

– Да, бессмертные. Моджаль спит, очень крепко. Я не ожидала, что она проснётся.

– Я её разбудил нечаянно? Я не хотел. Я надел эту штуку, чтобы защититься. Ты ведь говорила, что это защита.

Найгиль недоумённо взглянула на него.

– От кого защититься?

– Люсор приходила. Пыталась насильно сделать меня хокой.

– Ерунда. Если бы она захотела, то сделала бы. Люсор не останавливается на полпути.

– Если её не останавливать. Я – остановил. Вот этим! – Виктор поднял лежащую возле ног стрелу. – Хоки, оказывается, боятся боли.

– Да, мы не можем переносить боль, срабатывает самозащита… – подтвердила Найгиль. И встрепенулась: – Что ты сказал? Ты выстрелил в человека?!

– Она ведь бессмертная, что ей будет? Я не хотел причинить ей боль, я защищался. – Виктор виновато улыбнулся, спрятал стрелу в колчан. – Вру, хотел. Отомстить ей за тот шип! Это плохо, да, Найгиль? Но что я должен был делать? Не мог же я ей позволить превратить меня в хоку?

Найгиль опустила глаза, кивнула. Не о чем сожалеть. Она сама воспитала Виктора смелым, решительным и… жестоким. Как подобает настоящему мужчине, самцу. Сегодняшний случай будет для «богини» уроком. Пусть знает, что её власть над миром не безгранична. Что против её силы подрастает другая.

– Наверное, она опять придёт за мной, – продолжал Виктор. – Ей не нравится то, что ты затеяла. А что ты затеяла на самом деле, Найгиль? Я ведь не глупый, я понимаю – в лесу сильная девушка сможет выжить не хуже, чем сильный парень. Ради этого не требовалось меня переделывать из Алины в Виктора. Причина в другом, да? Ты когда-то сказала – «сначала исполним твою мечту». Моя мечта исполнена, я свободен. А какая мечта твоя? Что я должен сделать?

Найгиль подняла глаза, внимательно разглядывая парня. В тусклом свете костра тёмно-карие глаза того казались ещё темнее, и волнистые каштановые волосы, туго схваченные кожаной ленточкой на затылке, выглядели почти чёрными. Она постаралась вытравить из внешности воспитанника все черты женственности. И, тем не менее, подсознательно искала в его облике сходство с любимой. Возможно, Люсор отчасти права? Угадала тайную надежду, о которой Найгиль и сама не помышляла.

– Ты должен увести детей из посёлка, научить их самостоятельной жизни. Так, как научился сам.

Брови Виктора поползли вверх от удивления.

– Увести детей в лес? Ты шутишь! Лес – верная смерть для них.

– Почему же? Ты будешь с ними, поможешь, защитишь. Конечно, им будет трудно, кто-то погибнет, но большинство приспособится. Человек может приспособиться ко всему.

– Но зачем?

Найгиль задумалась на минуту. Сколько раз она пыталась приготовить логичное, правдоподобное объяснение своим поступкам.

– Видишь ли, это обман, что дети превращаются в бессмертных. Они скорее сырьё, позволяющее менторам создавать свои подобия. Ментор лепит образ нового бессмертного, стирая «лишнее», поэтому свою смертную жизнь те помнят в лучшем случае как сон. Ни чувств, ни привязанностей к людям, которых они знали в детстве, не остаётся. Их заменяет любовь к своему создателю. Разве это правильно? Разве человек не сам должен решать, где ему жить и кого любить?

Виктор нахмурился, внимательно посмотрел на неё.

– Нет, не в этом причина. Ты не хочешь рассказать мне правду. Ладно, я не буду допытываться, почему ты недовольна нашим миром. Если ты сказала увести детей, значит, так надо. Только никто из девушек не захочет менять сытую беззаботную жизнь в посёлке на лес. Даже если я скажу им, что превращение в хоку то же самое, что смерть. Уйти для них страшнее, чем остаться.