Иван Миронов - Высшая каста [litres]

– Откуда же у тебя лиса, Вась? – ласково оскалился в усы Семен Михайлович.

– Это мне дядя Бухарин подарил, – мальчик горделиво покосился на Буденного.

– Вот подрастешь немного, я тебе коня подарю, – командарм потянул за левый ус.

– Боевого, как у тебя, дядя Семен? – мальчик с разгоревшимся азартом пожирал глазами военного.

– Самого боевого.

– Вот здорово! А конь лису не обидит?

– Мужчины, всех зовут к обеду, – молодая статная женщина обняла Буденного, поцеловав его в щеку.

– Тетя Оля, а мне дядя Семен коня обещал подарить, – не унимался мальчик. – Боевого. И буду я комиссаром, как Буденный.

Женщина, улыбнувшись, взяла мальчика за руку и повела его к столу, за которым уже вовсю суетились гости. На первый взгляд происходило типичное дачное застолье, собравшее родственников и близких друзей. Казалось, здесь не различали чинов, субординаций, дежурного подхалимства – дани обеду с начальством. В дачной сутолоке не заметно было даже прислуги. За столом хозяйничала миловидная брюнетка лет тридцати, остальные дамы с плохо скрываемым налетом чопорности старались не отставать от хозяйки, но и не обгонять ее в усердии.

Дом, на веранде которого текло застолье, выглядел довольно необычно. Он походил на скромный средневековый замок. Прежнего его хозяина – грузинского нефтяного магната Левона Зубалова – терзал страх пасть от рук наемных убийц или левых террористов. Высокая крепостная стена красного кирпича опоясывала несколько гектаров соснового леса, где и возрос готический особняк. Усадьба имела несколько выходов, позволявших в случае штурма центральных ворот незаметно уйти лесными тропами. Кроме того, к имению подтянули железнодорожную ветку, по которой на мотодрезине можно добраться до центра столицы. Клан Зубаловых владел в Подмосковье несколькими усадьбами, более просторными, более роскошными, чем эта, однако Сталин, объезжая экспроприированные владения миллионщиков и князей, расстрелянных или сбежавших из большевистской России, остановил свой выбор именно на этой угрюмой крепости своего соплеменника.

Самый старший за столом, Авель Сафронович Енукидзе недавно разменял шестой десяток, но в силу излишеств выглядел гораздо хуже своего возраста. Всклокоченные волосы, одержимый и едкий, словно уксус, взгляд, седые, острые, как бритва, усы придавали ему демонические черты. Казалось, всем своим видом Енукидзе говорил: «Я властен, знаю цену этой власти и не уступлю ни на копейку».

Авель Сафронович – крестный хозяйки дома, второй жены Сталина Надежды, которая младше Иосифа Виссарионовича на двадцать четыре года. Надя любила крестного, слушалась его. Дядю Авеля обожали дети – Вася и Света, и даже сын от первого сталинского брака Яков, бывший, к слову сказать, младше мачехи всего на семь лет, ценил Сафроновича выше всех своих родственников по материнской линии.

В иерархии партийных соратников Енукидзе занимал особое место. Он распределял квартиры и дачи среди партийной элиты и большевистских глашатаев – писателей, художников, поэтов и артистов. Секретарь Президиума ЦИК, председатель правительственной комиссии по руководству Большим и Художественным театрами, а также первый в Советском Союзе кавалер ордена Ленина повелевал благами и почестями, будучи сам неизлечимо болен алчностью и сладострастием. Окутанного почетом и дружеской любовью дядю Авеля точил лишь один ненавидящий взгляд – молодой женщины, державшейся особняком от эпицентра дачного пиршества. То была Мария – супруга брата первой жены Сталина – Александра Сванидзе, которого в ближнем круге звали по его прежней партийной кличке «Алеша». Александр Семенович с его дворянским происхождением и великолепным гуманитарным образованием резко контрастировал с общей массой разночинных большевистских недоучек, составивших костяк новой власти. Он стал первым наркомфином Грузии и впоследствии возглавил Внешторгбанк. Женился Александр Семенович на еврейской красавице, оперной певице Марии Короне. Спустя шесть лет брака Александр Семенович дождался первенца, мальчика назвали Джонрид в честь американского журналиста, воспевшего русскую революцию. Маленького Джонника родители брали с собой на все посиделки к Сталину, благо пятилетняя Светлана Иосифовна и ее тезка, дочка Бухарина, которая все лето вместе с матерью Эсфирь Гурвич проводила в Зубалово, оказались лучшими няньками на свете.

– Прекрати, пожалуйста, – Сванидзе нервно коснулся руки супруги, впившейся откровенно злым взглядом в Енукидзе. Мария одернула руку, схватившись за бокал.

– Какие же вы все трусы, – шепотом процедила мужу Мария, но сидящие рядом сестра Надежды Анна Сергеевна со своим мужем Станиславом Реденсом не могли этого не услышать. – Или он и под тебя девочек подкладывает?

– Я прошу тебя – замолчи, – Сванидзе больно сжал руку жены.

– Как ты можешь сидеть за одним столом с этим животным? Ему же девочек десятилетних приводят несчастные матери, чтобы от голода не сдохнуть в вашем коммунистическом раю. А вы перед ним все лебезите, он ведь и за орденок похлопочет, и за домик, и за должностишку со спецпайком для родственничка. Ненавижу! – Мария наконец высвободила руку из мужней хватки.

Сталин, услышав ссору, через стол окатил тяжелым взглядом чету Сванидзе.

– Что поделаешь, Алеша, красивая жена – всегда строптивая баба. Говорил, не женитесь на красивых, женитесь на мудрых. Ведь правду я говорю, Авель? – Сталин кивнул старому товарищу.

За столом повисла нервная тишина, которую через мгновение ловко перебил Реденс, породистый сорокалетний поляк в лычках комиссара госбезопасности:

– Я предлагаю поднять тост за хозяйку этого дома. За верную соратницу нашего дорогого и любимого товарища Сталина – очаровательную Надежду Сергеевну.

– Как возразишь этому грозному чекисту, да к тому же моему свояку. Он-то в Аллилуевых лучше меня разбирается, – согласился Хозяин.

Воздух наполнился звоном бокалов и обрывками плоских комплиментов хозяйке. Дальше о чем-то малозанимательном страстно рассуждал Николай Бухарин, плешивый партийный бонза с усами и лохматым подбородком. Его горящие глаза, в отличие от метавшегося рта, двигались резко, но редко, от точки к точке.

Рядом с Бухариным подавленно сидела его малопривлекательная жена Эсфирь Гурвич с их дочкой Светланой, которая хотела спать, а оттого капризничала и хныкала. Бухарин со своей нынешней супругой был давно в разладе, но Эсфирь дружила с Надеждой, а Света Сталина привязалась к своей маленькой бухаринской тезке. Поэтому Николай Иванович, которому с таким трудом удалось вырваться из опалы, вернув себе расположение Сталина, терпел жену и дочь.