Владимир Хлумов - Прелесть [повесть о Новом человеке]

У догоравшего костра стояла только Даша. На ней было все то же старенькое взрослое пальто. Казалось, она его ждала, и только для теплоты ворошила едва тлеющую золу.

— С кем это ты на лошади катался? — сухо спросила Даша, подворачивая нетронутый еще переплет красочного издания «Эзотерические сны ближнего зарубежья.»

Андрей смущенно пожал плечами:

— С Катериной.

— Красивая.

Даша смахнула испачканной рукой жиденькую прядь, и теперь Андрею показалось, что перед ним золушка.

— Когда я ее увидел в первый раз, мне показалось… впрочем мне всегда кажется что-то еще, кроме того, что я вижу. Вот я смотрю на твое перепачканное лицо и мне кажется перед мной Золушка. Я никак не могу увидеть то, что есть на самом деле, а все время что-нибудь представляю, и получается как бы из головы… Даша по взрослому усмехнулась.

— И что же ты в ней увидел?

— Мне показалось, что она не просто красавица, а символ.

— Символ? — удивилась Даша.

— Да, так смешно, наверное. Символ будущей России, то есть, может быть, не конкретно, а вообще в смысле надежды. И мне вдруг захотелось быть с этим будущим, то есть, жить и смотреть — как оно все получается, — Андрей смутился.

— Впрочем, теперь понятно, что все мы для чего то созданы и что-нибудь символизируем…

— И что же я символизирую? — Даша вызывающе посмотрела на Андрея.

— Мне кажется, я тебя уже раньше встречал, только это было во сне.

— В саду камней? — подсказала Даша и поежилась.

— Да, и в японской электричке. — Андрей теперь точно вспомнил свой сон, — Ты была с Петей. Видишь, как все устроено хитро, я уверен, что и все остальные видели этот сон, наверное мы все снимся эНЧе.

— эНЧе? — переспросила Даша.

— Можно просто Че, — Андрей как-то болезненно улыбнулся, — Новому Человеку мы снимся, ты снишься и моя мама, и Вениамин Семенович, и Петька, и даже тот старик в коляске, который считает его своим сыном. Мы играем все в одном спектакле.

— Нет, я не играю, вот в школьном спектакле я играла Соню Мармеладову. Правда, он догадался. Эн Че на кладбище подошел ко мне и сказал: вы мне Соню проститутку напоминаете. Мне так стало стыдно.

Он такой с виду мягкий, вначале соболезнования выражал, а потом прямо так и сказал. И еще попросил за отцом поухаживать. Я, конечно, отказалась, а когда все это случилось, пришлось. Даша, помолчала и добавила:

— А Пете подарил конфету шоколадную. Петька любит сладкое и взял с радостью, расслабился, развернул красивую обертку, а там пусто.

Понимаешь, как в одном старом черно-белом фильме, плохой дядька дарит ребенку обманку. Дарит и смеется, мол, шутка, и там еще паренек в фильме сказал, я запомнила на всю жизнь: «Дядя, вы дурак?». Я именно это «вы» запомнила.

— Нет, он «ты» сказал, — поправил Андрей, — Странно, где ты могла видеть такой старый фильм, я думал их, теперь считают ненужными, эти фильмы шестидесятых.

— Нет, показывают в неудобное время. Ну так вот, эНЧе точно так, как в том фильме, улыбается, а говорит совсем другое.

— Я знаю, — перебил Андрей, — про пустоту я знаю…

— Да, говорит пустота — это лучшее, что можно подарить ребенку.

— А что Петька? — заволновался Андрей. Даша улыбнулась.

— Петька сказал, что в пустоте летает топор, купленный на чертовы деньги. А астрономы наблюдают в телескопы восход и заход топора. У Петьки каша в голове, он перепутал Карамазовский топор с Раскольниковским. Но есть еще один, мы купили в качестве реквизита за пятьдесят тысяч, только не обычный наш топор, а новый — похож на индейский томагавк.

— Это не у Петьки в голове каша, а у эНЧе. — Андрей задумался и ему пришла в голову новая мысль, — Наверное, Новому Человеку в детстве тоже такую конфету подарили и, чтобы исправить положение вещей, он решил пустоту внутри красивой обертки превратить в золото мира.

Даша пошурудила в золе и выкатила из кострища фигуристую, как спутник Марса, картофелину.

— Хочешь есть?

Андрей кивнул головой и поднял с земли аналог небесного тела. Тело было горячим и он стал перебрасывать его из ладони в ладонь и шумно пыхтеть на него морозным паром.

— Да погоди же, пусть остынет, — смеясь, посоветовала Даша, доставая второй спутник.

— Я в детстве астрономией увлекался, — Андрей протянул картошку и так и держал ее, несмотря на боль, — Смотри, картошка похожа на планету.

Еще горячую, новенькую, а мы, как боги, дышим на нее, чтобы на ней пробудилась жизнь.

— Да нет, чтобы съесть, — опять засмеялась Даша.

— Значит Ван Гог рисовал богов, а я-то думаю, почему эти бедные люди кажутся мне такими прекрасными. А мы убили этих людей…

— Не мы, а он.

— Не знаю, ничего не знаю, я сыграл свою роль отменно.

— Перестань, ты единственный, кто сейчас пытается что-то исправить.

— Я, Даша, трус, и от этого все и произошло.

— Это ты про арку?

— Рассказал… — Андрей попытался сковырнуть черную хрустящую корку.

— Но ты ведь на Ленинском… это же подвиг…

— Именно, понимаешь, подвиги люди совершают из трусости. От неумения помочь. — Андрей, сказал это просто, глядя в Дашины глаза. — Если не можешь помочь — сойди с ума. А я даже с ума не сошел, не смог. Не было сил, не знаю, я не мог ни с кем разговаривать, матери два месяца не отвечал на письма, стыдно было. Ведь я у нее один.

— Эх, Умка, Умка… — только и сказала Даша.

В этот момент из-за спины Ломоносова, где была такая же темень, как на картинах Рембрандта, таинственно поскрипывая, появился старик.

Пожалуй, он был единственным человеком в этом городе, кого не огорчало отсутствие снега. В своей спортивной шапочке с буквой «С» в ромбике он напоминал участника специальных гонок для инвалидов.

Андрей удивился, что не заметил его раньше, следовательно, инвалид все время был здесь рядом. Тот быстро подрулил прямо к молодому человеку и внимательно посмотрел в его лицо. Так историк пытается найти в настоящем отблеск минувшего времени. Он смотрел еще несколько мгновений и потом тихо, но уверено прошептал:

— Умка.

Тогда старик подъехал еще ближе, неожиданно крепко схватил Андрееву руку, испачканную в золе, и поцеловал ее. Андрей как-то брезгливо отскочил, но старик пододвинулся опять:

— Прости меня.

— За что? — наконец обрел голос Андрей.

— Он мучил меня, специально, — захрипел старик, — он специально все подстроил, чтобы я каждый день, каждую минутку видел того человека.

— Да кто он? Кто подстроил? Какого человека? — Андрей абсолютно ничего не понимал.

— Простите, я плохо говорю, я давненько не говорил, да если честно признаться, никогда еще и не говорил нормально, поэтому-то я и путаюсь, но чувствую все очень точно, понимаете?

— Нет, — честно признался Андрей.

— Ах, действительно, точно пес, все понимаю, да сказать не могу, вот именно что пес, все дело в этой собаке, скажите, зачем он ее притащил?