Сергей Синякин - Книга о странных вещах [сборник]

На глазах у прокурора мы принялись беседовать с подозреваемым.

И выяснилась любопытная история.

Пили они, пили, старика со старухой не забывая и заботливо баюкая младенца, а потом вдруг засобирались домой — то ли время передачи «Спокойной ночи, малыши!» наступило, то ли профессор Углов лекцию о вреде алкоголизма должен был прочитать.

И вот наш герой обнаружил, что пропала его зажигалка. А у него хорошая зажигалка была, с часами, в корпус вмонтированными. Искали ее долго, но не нашли. И Александр решил, что зажигалку дед зажилил в порядке компенсации за предоставление жилплощади в распивочно-альковных целях. Возмутился Александр, но виду не подал. Стыдно было ему перед подругами крохобором прослыть.

Поэтому они вышли, дошли до дома, где подруги проживали, Александр с ними простился, младенца на прощание заботливо поцеловал и сразу заторопился назад в квартиру стариков, где у него еще оставались неотложные дела.

Вернулся назад и взял деда в оборот. Но тот, хоть и рейхстаг не брал, не робкого десятка оказался. Схватил молоток и принялся оказывать агрессору посильное сопротивление. Александр изловчился и овладел молотком…

Остальное должно быть ясным даже самому непонятливому читателю.

В свое оправдание, закончив исповедь, убийца сказал:

— Когда я уходил, они еще шевелились.

Хорошее утешение!

К слову сказать, про зажигалку Александр В. в азарте боевых действий даже как-то позабыл.

Прочитав явку с повинной, прокурор повеселел — как же, ведь он общее руководство осуществлял, в результате которого двойное убийство было раскрыто по горячим следам!

— И что характерно, — сказал он, — признание было достигнуто без каких-либо насильственных мер. Прямо у меня на глазах!

Мы с Поповым переглянулись — похоже, прокурор думал, что если бы его не было, признание добывалось бы как-то иначе.

Но какова цена человеческой жизни — в стоимость зажигалки, в которой, кстати, и кремень кончался, и газ, да и часы, если честно говорить, тоже врали?

В жизни так часто бывает — комедия и трагедия смешиваются, придавая нашему существованию особый колорит. Забавные и страшные случаи бывают не только в жизни милиционера, они встречаются на пути каждого, кто идет из материнского чрева к надвигающейся пустоте. Смех — это то, что испытывает на прочность трагедии нашей жизни, и наоборот, серьезность изложения помогает понять то смешное, что случается в нашей жизни. Жизнь — это театр, del arte, смех делает наше существование в этом мире сносным, а трагедия придает жизни смысл.

Человеческая судьба неизбежнее, чем случайность.

Один из мыслителей однажды сказал: «То, что людьми принято называть судьбою, является в сущности лишь совокупностью учиненных ими глупостей».

Нам всем остается лишь подписаться под этим. Засмеяться над смешным и поплакать над серьезным: вот две стороны медали того, что мы называем жизнью.

Все остальное от лукавого.

Осень наступала.

Лебеди в Чуйской долине жадно обжирались коноплей, готовясь в сказочный путь, индикоплавы стаями устремились по Волге в Каспийское море, пауки на паутине воздушными десантниками улетали в заволжские степи, рыжие путаны штопали ажурные чулки и наращивали силиконом измятые в летних лесах груди, а в домоуправлениях проверяли заготовленную для зимних гололедов соль. Все было, как обычно. Комары роились над степным городком Ленинском; грузчики в Волжском порту вместо пива и портвейна переходили на морозоустойчивую водку; узловатые и морщинистые бомжи, похожие на столетние дубы и вязы, бросали корни на чабанских точках, наливаясь силой от местного навоза; медведь в Арчединском леспромхозе заломал первую березку, готовясь строить берлогу; а Иван Иванович Гусев неторопливо штопал бредень, тщательно следя, чтобы персидских кровей кот Самвел не игрался с заготовленными для этих целей клубками нейлоновых нитей.

На цепи по двору бегал черно-оранжевый тарантул, взмахивал черным пушистым брюшком, вскидывал маленькие лапки и скрежетал жвалами — хотелось тарантулу ласки и жирных мух, обижало его хозяйское невнимание, улучив момент, тарантул сцапал молоденькую курицу и унес к себе в конуру чтобы предаться там с ней тайным паучьим обрядам.

Иван Иванович погрозил будке пальцем, но спасать курицу не стал — вон сколько их бегает по двору, перебирая четырьмя мускулистыми ляжками в редких перьях, с одной хозяйство не оскудеет!

Свинья в больших роговых очках лежала у заготовленных бревен и внимательно читала книгу «Основы свиноводства», которую полагала за религиозное учение и куски из нее заучивала наизусть. Иван Иванович чтению не мешал, резать свинью на сычуг да холодец предстояло лишь в начале декабря — пусть просвещается!

Три муравья из наемных рабочих неторопливо выламывали из печи негодные кирпичи, подготавливая печь к ремонту. Работали муравьи споро, по всему выходило, что к первым морозам они работу закончат. И слава Богу, по холоду без печи никак нельзя. Иван Иванович оставил работу, прошел на кухню и налил батракам по чашке молока пополам с медом. Муравьи приняли дар с благодарностью, выцедили все без остатка, но за работу принялись с удвоенной энергией. Хорошими работниками были муравьи, а что время от времени сок жучка ламехузы за воротник закладывали, так в том Иван Иванович большого вреда не видел. Сказано в псалмах Давидовых: пьем ендовою, пьем полной мерою, пьем во славу Божию! А раз Господь разрешил, то и никому не возбраняется. Одно плохо, петь муравьи не умели, поэтому сыграть после выпивки что-нибудь казачье у них не получалось, так, только жвалами поскрежещут да тарантула домашнего попугают!

— Здорово, Ваня! — сказал из-за забора подошедший незаметно сосед.

— Здорово, коли не шутишь, — деревенской присказкой отозвался Иван Иванович. — Жарко сегодня!

— Ничего, — сказал сосед. — Скоро жара спадет. Еще вспоминать будем! Вчера передавали, тайфун идет!

— Не в первый раз, — сказал Иван Иванович и отложил чакры в сторону.

— Зря ты ей книги даешь! — сказал сосед, неодобрительно глядя на читающую свинью.

— Это почему же? — благодушно спросил Иван Иванович.

— А вот время придет ее резать — узнаешь! — сказал сосед. — Она тебе столько причин найдет… А то и в Страсбургский суд жалобу подаст!

— Ничего, — махнул рукой Иван Иванович. — Пока ее жалобу разбирать будут, пока ответ придет, его уже читать некому будет. А пока пусть побалует чуток, у них после чтения книг мясных прожилок больше образуется.

Свинья отложила книгу, заложила очками страницу, похрюкивая, прошла по двору и залегла в лужу, что осталась после вчерашнего собрания. Высказываний людских она не слышала, да это и к лучшему, чем потом валерьянкой ее отпаивать и отборные отруби запаривать.