Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Выкопать в земле могилку, используя светоруб, оказалось просто: я вырезал контуры последнего жилища любимой, потом принялся срезать пласт за пластом, вытаскивая обломки руками. Пот заливал мне лицо, в ногти забивалась глина, но работа шла. Время от времени приходилось оглядываться по сторонам. Все было спокойно, но мне постоянно казалось, что кто-то хищно наблюдает за мной со стороны.

Закончив работу, я осторожно опустился в яму, взял Элку на руки и осторожно положил ее на дно могилы. Лицо у нее было спокойное, неподвижное. Хорошо, глаза были закрыты, а то я не смог бы сделать все то, что должен был сделать. Наклонившись, я застегнул молнию на ее капюшоне. Осторожно, словно я мог причинить ей боль, я укладывал поверх тела куски земли. Холмик получился маленьким, но мне и не нужен был большой, я знал, что в любое время года и суток найду это место даже с завязанными глазами.

Некоторое время я стоял у могилки, не в силах оторваться от нее.

Плохо мне было, так плохо, что передать не могу. Мыслей не было. В душе жили тоска и пустота.

Но надо было двигаться вперед.

Я вернулся к машине и попытался завести ее. Двигатель рычал, кашлял, всхлипывал, но не заводился. Я не сразу понял, что аккумулятор полностью разряжен, а когда сообразил это, ощутил покорность судьбе. Даже машина не хотела покидать этого места. Ей хотелось остаться рядом с Элкой.

Повесив на одно плечо вещмешок, я взял на руки спящего пацана.

Это было неудобно, это было опасно, это было безрассудно, но другого выхода не было.

Нельзя было оказаться на открытой местности, если я и сумею защитить себя, то пацана точно потеряю. А я дал слово, что доведу мальчишку и сдам с рук на руки матери Элки. Мне предстояло переправиться через Волгу, а затем идти через открытую степь, пока я не встречу людей. Обнадеживало одно: если летчики Сибирского Союза затевают схватки с монстрами на правом берегу Волги, то на левом берегу у них уже должен был быть какой-то контроль. Глупую игру затеял капитан Салахов. Ему бы отправиться с нами. Тогда, возможно, и Элка была бы жива. Но, быть может, перед капитаном стояли совсем другие задачи. Что я о его работе на Свободных территориях знал? Ровным счетом ничего. Я вдруг подумал, что капитан был прав — свободных территорий не бывает, если территория вдруг освобождается, то ее обязательно кто-то займет. Не люди, значит, нелюди.

Потянуло ветерком, небо стремительно закрывали грозовые облака, оно приобретало иссиня-серые оттенки, и это приободрило меня. Земное ненастье должно было выручить нас, во время грозы короба бесов были прикованы к земле, я не сомневался, что и медузы не любят грозовой погоды.

Когда упали первые капли дождя, я стянул с себя куртку, закутал в нее мальчишку, натянул капюшон на его стриженую головку. Он смотрел на меня серьезно и сосредоточенно, словно хотел понять, можно ли мне довериться. Ему трудно было понять, что происходит вокруг.

Где-то в стороне сухо и раскатисто прогрохотал гром. Начал моросить дождь, дорога сразу потемнела, стала скользкой, выбоины ее стали заполняться водой. Следовало все-таки подумать об укрытии, мальчишка мог простынуть, а это не входило в мои планы. Я никогда не заботился о детях, а если бы он заболел, я бы вообще не знал, что мне делать. Никаких строений поблизости не было, только в недавно скошенном поле желтел стог соломы.

Там оказалось тепло. Я выдернул несколько пучков соломы, и образовалось углубление, способное вместить нас двоих. Солома шуршала, слышалось стрекотание озабоченных ливнем кузнечиков. Мальчик постепенно согрелся, прижимаясь ко мне, он закрыл глаза, и вскоре до меня донеслось его спокойное посапывание. Он удивительно быстро адаптировался к любой обстановке. Наверное, из-за возраста. Он просто не мог понять, что происходит. У меня такое было, когда умерла бабка. Мне тогда четыре годика исполнилось, так мать рассказывала, что я бабку за подол из гроба тянул, чтобы она со мной поиграла. Детство не верит в смерть, она кажется ребенку нереальной и невозможной.

Снаружи моросил дождь.

В соломе шуршали мыши, перебирая остатки колосьев, они искали уцелевшие зерна, чтобы снести их в свои закрома. Было уютно и тепло, только солома лезла под рубашку и колола спину и руки. Я откинулся на спину, разглядывая соломенный свод убежища.

Мыслей у меня не было, только режущая боль в груди. Я все еще видел бледное неподвижное лицо Элки. Страшно было подумать, что она сейчас лежит в земле, мокрая, ледяная. Я вспомнил, как мы с ней первый раз встретились в вечернем клубе «Любава» на улице Коновальца. Я сразу заметил ее, Элку трудно было не заметить, пригласил на коктейль, а она раскрутила меня на дорогущий французский коньяк, а потом сбежала, когда я уже думал, что проведу с ней дивную ночь. Все это, как я теперь понимал, было игрой, она должна была со мной познакомиться, чтобы через меня выйти на Киряка. Сам я тогда их не слишком интересовал, это потом уже, когда у меня оказался светоруб, я стал для них объектом № 1. А Элке я понравился. За деньги я не держался, хамства себе не позволял, авторитет у меня был достаточный, чтобы к ней никто не лез, а сам я хамства не допускал. Я для нее был идеальной «крышей», так, кажется, у разведчиков называется оперативное прикрытие? Я лежал и вспоминал наши встречи, боль не уходила, но она становилась глуше, рядом с ней оживала тоска, я ведь прекрасно понимал, что это навсегда, что больше я никогда не увижу Элки, ведь у меня не осталось даже ее фотографии. Когда я дошел до воспоминаний о нашей ночевке в деревне, вспомнил то, как она держала нож у моего горла, а потом рыдала и просила прощения, я вдруг понял, что воспоминаниями этими прощаюсь с ней. Ничего у меня не осталось, кроме саднящей душу памяти. И так мне было плохо от происходящего, что я закрыл глаза, чувствуя влажность ресниц, и ощутил, как по щекам бегут не то слезы, не то дождинки.

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. В лужах на земле вздувались пузыри, небо оставалось хмурым, и это внушало надежду. Надо было двигаться дальше.

Будить мальчишку я не стал, положил его на свою куртку, которая подсохла от моего тела, пока мы пережидали ливень, поднял легкое тельце и двинулся к дороге. Ребенок, не просыпаясь, прижался к моей груди. От этого, помимо воли, я ощутил неожиданную нежность к несмышленышу, который не представлял, что с нами будет дальше. Впрочем, я сам очень плохо представлял свое будущее. Оно было где-то впереди и до него еще надо было дойти.

Я шел по грязи, чувствуя, как дорога жадно хватает меня своим вязким ртом. Расстояние до города оставалось невероятно большим. Я с досадой вспомнил, что оставил карту в машине. Она могла еще пригодиться.