Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Старая мудрость, — улыбнулся китаец, показывая редкие желтые зубы. — Сейчас так говорят, пешком — полжизни, а «боингом» за час.

Поезд медленно постукивал колесами на стыках.

Молодой человек, сидящий рядом с Русским, беспокойно комкал большой желтый платок. Видно было, что молодой человек нервничал и переживал.

— Вы не поэт? — нерешительно поинтересовался он на довольно хорошем английском.

«Все-таки не зря колонизаторы владычествовали в Индии столько лет, — одобрительно подумал Илья Константинович. — Вот и народ изъяснялся вполне понятно и доступно».

— Да как вам сказать, — беззаботно сказал он. — Все мы немножечко поэты в душе.

Молодой человек заметно помрачнел.

— Танцами или музыкой увлекаетесь? — поинтересовался он.

— В хорошей компании… — Илья Константинович махнул рукой.

— То есть не профессионально? — обрадовался молодой человек.

— Это как сказать, — задумчиво прикрыл глаза Русской. — Если это, дорогой мой, бабки хорошие приносит или иную выгоду, то почему же не спеть или, скажем, сплясать? Любой труд почетен, лишь бы оплачивался по высшим ставкам.

Молодой человек неловко спрятал платок в боковой карман куртки.

— Маслом торгуете? — уже почти недружелюбно спросил он.

— И маслом, — согласился Русской. — Сливочным там или подсолнечным… А вы что, знаете, где можно выгодно взять большую партию?

Молодой человек смотрел на Русского как-то странно, наверное, так смотрит кобра на потенциального покойника.

— Может, вы еще и белье стираете? — брезгливо спросил он.

— А как же, — сказал Русской. — У меня во Владике три прачечные. Недурную прибыль приносят, надо сказать.

Молодой человек издал горлом неясный звук, торопливо встал и, не прощаясь с собеседником, почти выскочил из купе. «Вот чудак! — проводил его взглядом Русской. — Бизнесмена никогда не видел? Всполошился, как почтовый голубь. Да и вопросики у него…» — Русской мягко улыбнулся и снова начал смотреть в окно.

За окном поезда медленно тянулись плодородные земли Индии, еще не отвоеванные у джунглей. К индийцам, населявшим чудесный полуостров Индостан, у Русского было двоякое чувство. Приятно было вспомнить, как однажды он обул фирму «Бомбей вишнутрейдинг» почти на миллиард рупий. Или мадрасских антикваров. Тоже неплохая вышла сделка. Вместе с тем в душе Ильи Константиновича не заживала рана воспоминаний о том, как расторопный индийский умелец из Дели при заключении контракта на поставку стирального порошка облегчил счета возглавляемой Русским фирмы на кругленькую сумму. Сумму эту Илья Константинович не назвал бы даже менту или налоговому инспектору, поскольку и приобретения и утраты на тернистом пути предпринимательства были коммерческой тайной. А она, сами понимаете, куда выше государственных секретов.

После долгих и мучительных странствий в горах с китайским проводником Го Мо Секом приятно было путешествовать в комфортабельном купе поезда, следующего из Дакки в Калькутту, откуда через Нагпур и Бомбей Илья Константинович рассчитывал добраться до Карачи. В свое время он занимался поставкой обогащенного урана пакистанским ученым и не без оснований надеялся, что в Карачи ему могут помочь определенные спецслужбы. Нет, вы не подумайте, шпионом Илья Константинович никогда не был. Он занимался честным бизнесом. В конце концов, каждый зарабатывает как может. Иной раз простые люди кричали, что Русской и ему подобные — преступники, что они ограбили весь народ, присвоив себе деньги людей. «У тебя лично они были? — интересовался Илья Константинович у говоруна и, получив отрицательный ответ, замечал: — Ну вот, чего ж ты тогда кричишь? Нет у меня твоих денег, мне свои баксы девать некуда!» Если на продаже урана можно было что-то заработать, должен же кто-то был продавать этот уран? Но не пошлешь ведь заниматься этим ответственным делом тракториста Васю из колхоза «Красные гнилушки», вот и приходилось таким, как Илья Константинович, взваливать на себя этот тяжелый и опасный труд, который не поощрялся почему-то ни одним государством мира.

Илья Константинович посмотрел в окно. Джунгли подступали к железнодорожному полотну так близко, а поезд шел так медленно, что видно было, чем занимаются обезьяны на деревьях. А у обезьян или был брачный период, или они начитались «Камасутры», но вели себя несдержанно и предосудительно. Даже попугаи негодующе кричали на ветвях деревьев и закрывали глаза, чтобы не видеть сексуальной обезьяньей вакханалии.

В купе вошел буддийский монах и сел прямо на пол, неестественно скрестив босые ноги. Он был неподвижен, и Илья Константинович догадался, что монах сидит в знаменитой позе лотоса и пытается достичь легендарной нирваны. С уважением он принялся разглядывать монаха, но тут оказалось, что лотос лотосом, но поза та отнюдь не способствует удобному передвижению: поезд резко притормозил, и монах с воплем врезался головой в свободное сиденье. Некоторое время он потирал голову и что-то яростно бормотал на своем индийском наречии, и Илья Константинович встревожился, уж не насылает ли монах проклятия на неосторожных машинистов, но потом с облегчением догадался, что никаких проклятий монах не насылает, а просто матерится на санскрите.

Поезд снова тронулся, и монах принялся собирать свои конечности в кучу, упрямо направляя свое сознание на достижение загадочной нирваны.

Илья Константинович отвернулся и начал смотреть в окно. Напротив окна медленно проплывало толстенное дерево, на ветвях которого уютно устроился пятнистый мрачный удав метров двенадцати длиной. Удав посмотрел неподвижными желтыми глазами, высунул длинный раздвоенный язык, и Илье Константиновичу показалось, что удав тяжело вздохнул. К счастью, поезд уже набирал скорость, и Илья Константинович даже особенно испугаться не успел.

Для восстановления душевного равновесия он выпил рюмку купленного в привокзальном баре коньяка, еще немного поглазел на оттягивающегося монаха и прилег, задумчиво глядя в потолок купе. От преследователей он оторвался. Путешествие по горам и долинам было не только опасным и трудным, оно отняло столько сил, что даже вспоминать обо всех его деталях не хотелось. Вряд ли наемные убийцы найдут его след на зеленой траве и коричневых гранитных и мергелевых глыбах. А следов он, слава Богу, не оставил… Не оставил? Илья Константинович вспомнил вощеную досочку, на которой он в келье чертил свой дальнейший маршрут, и застонал от бессильной злости на самого себя. «Как же, не оставил! Сам им все нарисовал, даже названия населенных пунктов написал. Ловите меня, хватайте меня, стреляйте меня! Идиот!»