Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

Он еще долго ворчал, бесцельно гремя ключами, но Жора Хилькевич его не слушал. С размаху сев на топчан, он сжал колени руками и выразился так, что покраснела бы селедка в Белом море, если бы она только услышала злого и раздосадованного мурманчанина.

— Дело завели? — догадался Илья Константинович.

— Завели, — признался Жора. Внешне он не особо расстроился, достал из кармана сотовый телефон и, деловито сопя, принялся набирать номер толстыми и непослушными пальцами. — Я им устрою! — пообещал он, вслушиваясь в далекие гудки. Наконец его соединили, лицо Жоры прояснилось, и он громко заорал в трубку. — База? Алло, это база? Я спрашиваю, это база подводных лодок? Соедините меня с адмиралом Тихомировым! Леонтьич? Здорово, Леонтьич! Слышь, я тут припух немного… Как это где? В Аргентине припух. Да нет, Леонтьич, ничего серьезного, за нашу футбольную сборную очень болел и сгоряча одного здешнего мента по кумполу сиреной двинул. Зачем? Да чтобы поле, сучок, не загораживал! Что? Да нет, не загнулся он, честно говорю, не загнулся. Живой, как Ленин, может, даже еще живее! А меня, блин, в здешнее КПЗ загнали. Выручай, Леонтьич! Как это чем? У тебя подлодки близ Аргентины ходят? Ну вот, пусть одна из них всплывет да ракетами немножечко пошевелит: отдавайте нам нашего Жору! Слышь, Леонтьич, какой международный конфликт, отдадут как миленького, точно тебе говорю…

Жора немного послушал трубку, шепотом и в сторону выругался и снова заорал:

— Ну какой МИД? Какой МИД, Леонтьич? — в трубке опять забубнили, а Жора Хилькевич слушал, яростно и безмолвно шевеля губами. — Ладно, — сказал он. — Подлодку ты, значит, не можешь. А вертолет можешь? Не, Леонтьич, ты, прям, не военный деятель, а прокурор какой, тебе что, вертолет послать жалко с той же самой подлодки? — он снова послушал бубнящий в трубке голос и с досадой отключился.

Некоторое время Жора молча смотрел на Илью Константиновича и задумчиво морщил лоб. Складки его узкого лба были толстыми, как барханы в пустыне.

— Ну что, товарищ Борман? — ухмыльнулся он. — Наш флот, блин, не американский, интересы отдельного гражданина защищать не хочет. Придется нам отсюда самостоятельно выбираться. Все это хренотень, только вот баксы на это тратить жалко.

— Жизнь и свобода дороже, — мудро заметил Русской. — Да и сколько эти латиносы стоят, пригоршней им нагреби, до конца жизни хватит.

Разработка плана побега была в самом разгаре, когда дверь в камеру вновь отворилась, и в камеру осторожно заглянул Пепе Хусманос. Сейчас он был похож на осторожного лиса, который захотел полакомиться курятиной и при этом точно знал, что в курятнике находится сторожевой пес. Видно было, что наибольшие опасения у него вызывает именно мурманчанин. А чему тут удивляться? Еще марксисты тонко подметили, что битие определяет сознание. Еще как определяет!

— Э-э, — осторожно сказал надзиратель. — Наци! — и неопределенно помахал рукой. Тем не менее Илья Константинович сразу понял, что зовут именно его. Он с неудовольствием встал и, раздувая ноздри, направился на выход, ничуть не сомневаясь, что недоразумение, послужившее основанием для водворения его в камеру, разъяснилось и сейчас, выходя на свободу, он сможет дать выход распиравшему его грудь гневу. Ах, как ему хотелось высказать все, что он думал о полицейских остолопах!

Но получилось совсем не так, как предполагал наш герой. Едва дверь камеры за ним захлопнулась, как Илью Константиновича подхватили под руки, а кто-то еще более расторопный натянул ему на голову пыльный и душный мешок.

«Вот и все, — с тоскливым испугом подумал Русской. — Отпрыгал ты свое, Илюша, отгулял! Не зря мне сегодня сон про паука с паутиной снился. Вещий был сон!»

Его повели длинным и запутанным коридором. Русской был в мешке и не видел довольного надзирателя Пепе Хусманоса, пересчитывавшего за столом деньги. Иначе Илья Константинович обязательно бы заметил, что часть суммы была не в привычных аргентинцу песо, а в шекелях, пересчитывая которые надзиратель задумчиво шевелил губами и время от времени закатывал глаза, прикидывая курс непривычной валюты на международном рынке. Хороший был у Пепе Хусманоса день. С утра подкатили к нему двое русских и предложили за Мартина Бормана крупную сумму. Хусманос поначалу совсем уж согласился, но решил подумать немного, все-таки это были русские. Один из них был худ и долговяз, другой же — напротив — невысок и коренаст. Вы спросите, почему Пепе решил, что это именно русские? Хе, а кто же еще кроме русских станет расплачиваться за услуги рублями? Не папуас же! Он уже решил согласиться с предложением русских, но тут к нему подкатил еще один хитрый и скользкий тип, который предложил Пепе Хусманосу примерно такую же сумму, но частично в долларах, а частично в шекелях. Пепе подумал и решил, что шекели все-таки лучше рублей. Дался им, Святая Дева Мария, этот самый Борман!

Жора Хилькевич, оставшись один, посидел немного в раздумьях и снова взялся за свой сотовый телефон.

— Соедините меня с Сэмом Берковицем! — потребовал Жора и, убедившись по голосу, что его требование выполнено, радостно закричал в трубку: — Сема? Привет, братан! Жорик тебя беспокоит! Ну, как там у вас на Брайтон-Бич? Рубите американскую копейку? А я в Аргентине припух, братила, с ментами местными поцапался. Выручай, Сема, пока наш с тобой контракт не сгорел синим пламенем. Мне нужен вертолет, братан! Я понимаю, Сема, трудности, они, братила, у всех. Ладно, ладно, я тебя внимательно послушал, теперь ты слушай меня здесь! Ты когда в Питере в последний раз был? Так вот, Сема, у нас теперь тоже демократия, не то что вертолет, эсминец спереть можно…

Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что Илью Константиновича Русского похитили наемные убийцы. Во-первых, денег у них не было, как вы помните, они в пух и в прах проигрались Русскому в таборе. Проигрались до такой степени, что даже поставили на кон святая святых любого киллера — личное оружие. Во-вторых, всем известно, что наемные убийцы в тюремные камеры не рвутся. Работа у них тонкая и нервная, требующая соблюдения строгой секретности, и выполняется она обычно в условиях конспирации, ведь каждый новый посвященный может разрушить задуманную комбинацию страшной игры и сделать планы убийства достоянием общественности. Действовать открыто — это все равно что сниматься в каком-нибудь американском триллере, скорее всего, что ничего не получится, но известность приобретешь на всю страну.

Похитили Илью Константиновича израильские охотники за нацистами. После того как за их похищения из стран пребывания начали давать ордена и денежные вознаграждения, количество поклонников Симона Визенталя резко возросло, а со временем даже стало превышать число доживших до этих дней нацистских преступников.