Инна Шаргородская - Бездорожье

– В жизни не признаюсь, – сказал.

– Воплощенье худшего страха?

– Ну-у… Как ты догадался?

Идали скривился.

– Сам умел такие мороки напускать, еще недавно…

– Работа Ферруса, думаешь?

– Чья же еще?

Поразмыслив, Кароль покачал головой:

– Нет, это невозможно. У меня такая защита сейчас, что даже он…

– Ха! – сказал Идали. – От него не существует защиты. Особенно здесь, в его владениях. Нет таких чар, которые могли бы помочь человеку защититься от себя самого. И если у тебя имеется слабина… Фокус в том, что темным силам в таком случае и делать-то ничего не надо. Ты все делаешь сам.

– Как это?

Идали усмехнулся. Процитировал:

– «Частица черта в нас заключена подчас»… – и продолжил: – Не «подчас», увы, а практически всегда. Тщеславие, властолюбие, корысть, зависть. Похоть, жадность, неуемные желания. Многочисленные страхи… Дьявольское семя, почти непобедимое, имеющееся в каждом. И Феррус как никто умеет предлагать обстоятельства, в которых оно расцветает пышным цветом. Всего лишь обстоятельства, не больше того, – такова его работа, его предназначение. Остальное зависит от тебя. Поспособствуешь ты этому расцвету или же найдешь в себе силы устоять…

– Что-то не заметил я никаких особенных обстоятельств, перед тем как грохнуться, – возразил Кароль. – Даже и не думал ни о чем этаком!

– Думал, думал, – сказал Идали. – Потаенные страхи – тоже страхи. И, будь уверен, их пытались вытащить из тебя и реализовать с того самого момента, как ты ступил на эту территорию. Твоя защита могла мешать им воплотиться в зримые образы, пока ты был в сознании и способен контролировать себя. Но… тут я, возможно, виноват. Признаться, для переноса вытянул по старой привычке немного сил и у тебя, и у стажера.

Он покосился на Раскеля.

– Я заметил, – буркнул тот, перехватив его взгляд.

– Ну извини.

– Ладно…

Все трое помолчали.

Потом Кароль сказал:

– Что ж, зато я наконец-то разглядел свой страх в полный рост. Знаю теперь врага в лицо.

– Держись в таком случае, – вздохнул Идали. – Ведь Феррус-то его тоже разглядел…

– Мерси, утешил!

Они помолчали еще немного.

Тишина в этом поганом лесу стояла, как в герметически запечатанной коробке. Ни звука. Не потрескивал даже и костер, потому что был магическим, горел без дров. И когда в котелке вдруг забулькала вода, Кароль вздрогнул.

Раскель потянулся за своими мешочками, зашуршал, развязывая их и высыпая припасы в кипяток. Забрякал, размешивая варево, ложкой. И спросил, коротко глянув на Идали:

– Этот Феррус… он нас пугает только? Или еще что-то делает?

– Он ничего не делает, я же сказал, – ответил тот довольно миролюбиво. – Здесь работает сама территория – продолжение, считай, его сущности. Которая автоматически улавливает слабые места каждого и воплощает… ну, для кого что. Для одного – его страхи, для другого – что-то желанное. И если вдруг, к примеру, желания у человека сами по себе чисты, значит, что-то нечистое будет предложено для их исполнения – как условие. Преступи нравственный закон – получишь все…

– Нравственный закон?

Идали снова вздохнул.

– Тебя в детстве не учили, что такое хорошо и что такое плохо?

– Учили, – буркнул Раскель.

– Представляю, – сказал Идали, окидывая его скептическим взором.

Мальчишка покраснел – скорей от злости, чем от смущения, и Кароль, которого вдруг кстати осенила догадка, поторопился вмешаться:

– О, кажется, я понял, в чем дело!

– Неужели? – отозвался Идали, поворачиваясь к нему. – И у тебя с нравственным законом проблемы?

– Возможно, только кто бы говорил!.. Нет, я другое понял. О тебе. И о твоем страхе. Лишиться всех магических сил – не так ли?

Идали хлопнул глазами.

– Вот почему у тебя ничего не получается! – пылко продолжил Кароль. – Вернее, получается не всегда, а только когда ты вспоминаешь, что тебя их лишили! Из-за страха! Ведь Феррус знает, чего ты боишься, и это действует. А на самом-то деле силы есть… и настолько велики при этом, что проявляются порой даже вопреки страху!

Идали снова хлопнул глазами.

– Эх ты, – усмехнулся Кароль. – И как только сам не догадался?… Впрочем, все мы таковы – с чужими проблемами разбираемся легко, а как до своих доходит, тут же все и забываем, что знали… Наши страхи здесь воплощаются, говоришь? Ну, и как бороться с ними, не подскажешь?

На этот раз Идали сузил глаза.

И после небольшой паузы ответил сухо:

– Кончай меня дразнить. Я хоть и бывший черный маг – в настоящий момент, – но старые привычки еще живы. Могу…

– Да ладно тебе!

Капитан Хиббит расплылся в своей фирменной улыбке – нахальной и дружелюбной одновременно.

Точно зная, что уж чего-чего, а страха перед старшим братом у него нет и не будет никогда.

И, конечно, тот не удержался, улыбнулся в ответ…

– Готово, – сказал Раскель, попробовав свое варево. Облизал ложку, снял котелок с огня, оттянув рукава джемпера и воспользовавшись ими вместо прихваток.

Поглядел задумчиво на ложку у себя в руке – одну на троих, вздохнул, напрягся и сотворил еще парочку.

Не мешало бы, конечно, и миски сделать, да сил было маловато. Таяли они заметно, после каждого раза, как приходилось пускать в ход чары. Один магический костер обошелся ему в добрую половину их – тех, что оставались после бесцеремонного заимствования старшего Хиббита. И кабы не бережливость младшего, он непременно подкрепился бы волшебным семечком рох. Ведь силами предстояло поделиться еще и с кошкой, чье состояние все меньше нравилось Раскелю. Но…

Спорить с Каролем не хотелось.

Верней, хотелось. И не спорить даже, а просто взять да проглотить семечко, не спрашивая разрешения, – в конце концов, то были его, Раскелевы, личные припасы, и почему кто-то должен распоряжаться ими как собственными?

В другое время он наверняка так и сделал бы. Только вот слова Идали о хитроумном действии здешней территории произвели все-таки на него впечатление. Вспомнился странный голосок, выдававший себя за внутренний – голос здравого смысла… Которого Раскель никогда раньше не слыхал и который вроде бы дело говорил, но…

Представив себе теперь, что он таки бросил бы обоих братьев – ушел вперед вместе с кошкой и своими припасами, – и они перенеслись бы в этот лес без него, для чего старший вытянул бы из младшего вдвое больше сил, и Каролю пришлось бы вдвое хуже, а еды у них никакой и подкрепиться нечем… – Раскель впал в мучительные сомнения.

А был ли это голос здравого смысла? Или же… кого-то другого? Того, кто смог найти его слабину?

И если так, то в чем эта слабина?

Может, в том, что он хотел нарушить данное слово? Ведь он же обещал Каролю, совсем недавно, во всем ему помогать. И говорил, что не обманет. А сам… из-за того только, что ему неприятен муж Клементины… человек, которого она любит… без которого умрет, если верить Каролю…