Андрей Столяров - Темные небеса

То же самое и сейчас.

Лавенков тяжело вздыхает и с трудом выдавливает из себя:

— Еще таблетку не дашь?

Сара пару мгновений колеблется, но все-таки достает из кармашка крохотный тюбик и выщелкивает оттуда зеленоватую гранулу.

Андрон жадно ловит ее спекшимися губами.

Поворачивает лицо ко мне:

— Пить хочется, а нельзя… Знаешь, я ведь два дня назад послал запрос на арконскую визу. Тихонечко так, слова никому не сказал. И получил ответ: «К сожалению, мы не можем предоставить вам статус добровольного переселенца. Ваша профессиональная принадлежность не соответствует тем требованиям, которые мы предъявляем»… Ну и так далее… — Он пытается усмехнуться, высвечивается между губ кромка зубов. — Вишь ты… «к сожалению»… «не соответствует»… Научились таки у нас канцелярскому языку… Но самое интересное тут вот что: по слухам… из коридоров… президент наш вроде бы тоже визу запрашивал и тоже — согласия не получил.

— Он что, действительно собирался на Терру? — Я, честно говоря, изумлен.

— В том-то и дело, что нет. — Андрон снова кривит губы в усмешке. — Зачем это ему? А вдруг на Терре его президентом не изберут? Нет, он рассчитывал, что на ближайшей пресс-конференции он эту визу предъявит журналистам, телевизионщикам и перед мониторами так это — эффектно ее порвет. Дескать, я остаюсь со своим народом, со своей великой страной! Повысит рейтинг. И вдруг — полный облом. Оказывается, он Новой Земле не нужен… Какой удар по амбициям!.. Снял после этого, к черту, своего пресс-секретаря. Видимо, его идея была… Кстати, опять же по слухам, американский президент тоже визу не получил. И ни один европейский политик. А то, что Рене Маркон заявил, что он на Терру не полетит, так ведь ему никто и не предлагал…

Говорить Лавенкову трудно. После каждой фразы просачивается у него из горла мокрый, надсадный хрип, сопровождающийся иногда слабым бульканьем.

— Ты бы отдохнул, — советую я.

— Спасибо… Уже отдыхаю… От всего… Честно говоря… Илья… я ведь рассчитывал на тебя… Рассчитывал… что ты замолвишь за меня словечко перед арконцами… Они ведь тебя послушают… Ты Виллему жизнь спас… Кстати, как они относятся ко всему этому?.. Так и будут спокойно смотреть, как нас убивают одного за другим?..

Я чувствую, как напрягается Сара. Мы с Андроном, разумеется, говорим между собой по-русски, но есть у меня сильное подозрение, что она понимает русский язык. Что, впрочем, естественно для работающего с россиянином спецагента ЦРУ.

Ладно, пусть понимает.

В конце концов мы ничего особенного не говорим.

Я смотрю туда же, куда и Андрон — в сторону арконского Купола. Кластер прожекторов, направленных на него, освещает пустое пространство вокруг защитного поля. Оно, как обычно, равнодушно мерцает, и это его равнодушие — само по себе дает ответ на вопрос.

— Арконцы не вмешиваются в дела Земли, — казенным голосом объясняю я. — По их мнению, то, что сейчас происходит, — наши внутренние дела.

Мне перед Андроном неловко. Я почему-то уверен, что если попробую скрыться под Куполом, то меня защитное поле легко пропустит. Но ведь оно не пропустит ни Андрона, ни Сару, ни любого другого, кто вдруг захочет найти там спасение. Без визы, без предварительного арконского разрешения внутрь Купола не проникнет никто. Не знаю, откуда у меня такая уверенность появилась. Быть может, это Виллем исподтишка, через экстрасенсорный канал, предостерегает нас от опрометчивых действий. А быть может, это просто я сам научился через тот же канал понемногу «считывать» намерения арконцев. В конце концов не все ли равно? Важно, что уверенность эта четкая, внятная, не вызывающая никаких сомнений. Вместе с тем Андрон меня прямо-таки поразил. Вот уж не ожидал, что он — именно он! — запросит визу на Терру. Кто угодно, только не Андрон Лавенков. Воистину человек — это умопомрачительная загадка. Никто не знает, что у него внутри. Если некое существо выглядит словно кошка, ведет себя словно кошка и мяучит как кошка, то это кошка и есть. И если человек называет себя чиновником, имеет статус чиновника и ведет себя как чиновник, то это тоже — чиновник и есть: частично одушевленный, департаментский функционал. Какие вопросы тут могут быть? И вдруг функционал начинает вести себя, как живой человек… Секундой позже я все же соображаю, что это так, да не так. Если Андрон говорит «замолви словечко», то это как раз типичное высказывание чиновника, нисколько не сомневающегося, что везде — блат. С другой стороны, если уж бегут с Земли такие, как Андрон Лавенков, значит, здесь действительно — все. Финал, спасения нет. Чутье чиновника, вырабатываемое годами, нельзя сбрасывать со счетов.

Я не знаю, что можно ему ответить.

Но ответ, как тут же выясняется, и не нужен.

Сара вдруг быстро и при этом бесшумно перекатывается назад и, выставив автомат, приглушенным голосом спрашивает:

— Кто здесь?

— Не стреляйте!.. Свои!.. — раздается сразу на двух языках.

Песчаные неровности метрах в пяти от нас вдруг оживают и превращаются в двух людей, струящихся по земле точно ящерицы. Оказавшись под прикрытием грузовика, они усаживаются, и передний докладывает:

— Капитан Фарков, сержант Загарко, российская армия. У нас — вертолет, вывезем вас в Оман…

— Как-как? Капитан Фарков? — Сара неожиданно фыркает.

До меня доходит с некоторым опозданием, но потом я все же улавливаю, в чем тут дело. По-английски это звучит как «фак офф», в самой мягкой, литературной трансляции означает: отвали или отстань. В действительности — гораздо грубее. Капитану такая реакция, видимо, не впервой, поскольку, не обращая внимания, он указывает большим пальцем назад:

— Нам туда… — Поворачивается к сержанту. — Серый, раненый — на тебе!

— А почему мы вас не слышали? — с подозрением спрашивает Сара.

Капитан пожимает плечами:

— Наука умеет много гитик.

— «Имеет», — автоматически поправляет его Сара.

Вот она и прокалывается на знании языка.

Кажется, никто, кроме меня, этого не замечает.

— Это у вас «имеет», а у нас, в России, «умеет», — говорит капитан Фарков. — Так что, будем дискутировать или хотите жить?

— За нами идут вертолеты армии США. Они будут здесь примерно через двадцать минут…

Капитан опять пожимает плечами:

— Мы, разумеется, не можем насильно забрать с собой гражданку Америки. Оставайтесь, если вам и тут хорошо. Но у нас — тяжело раненный, мы ждать не будем…

— Старший агент Роттербек! — начальственным тоном произношу я. — Вам приказано не отходить от меня ни на шаг. Выполняйте приказ!

На Сару это действует как удар кнута. Она не понимает, откуда я могу знать ее звание и подлинную фамилию. Хотя, надо отдать должное, быстро приходит в себя.