Андрей Столяров - Темные небеса

Со мной и Сарой дело обстоит немного сложнее. Тот же представитель, приветливо-равнодушный мужчина, лет сорока пяти, благополучный, ухоженный, благоухающий одеколоном, извещает меня, что в настоящее время о нашем статусе ведутся переговоры.

— Мы настаиваем на лечении вас в России, — поясняет он. — Трудность в том, что у наших западных партнеров есть определенные возражения.

Мне это понятно. Никто не хочет терять контроль над таким ценным источником информации, каковым я, по мнению многих специалистов, являюсь. Мне еще повезло, что в Омане нет доктора Менгеле. Моя рана на левой руке (все-таки зацепило) ко времени прибытия в госпиталь уже совсем затянулась. Остался лишь багровый рубец, бледнеющий с каждым днем. Доктор Менгеле, несомненно, обратил бы на это внимание: его такая необычайно быстрая регенерация насторожила бы. Однако допущенных к нам оманских врачей это совершенно не интересует. Они вообще нам лишних вопросов не задают. Видимо, им это запрещено.

И повезло мне еще и в том, что в этот раз не приходится проходить никаких изматывающих собеседований. Ни о какой Международной комиссии более речи нет, нам с Сарой просто выдают стандартные ноутбуки и просят изложить события — так, как мы их видели собственными глазами. К тому же в нашем отсеке есть спутниковое телевидение, и весь первый день мы, переключая каналы, впитываем в себя потоки лихорадочных новостей.

Оказывается, Фронт «Аль-Хазгар» пробил оборону международных частей ООН, потому что на его сторону перешло саудовское подразделение.

— Проклятая толерантность, — шипит Сара, расположившаяся у экрана рядом со мной. — Ведь уже после первой атаки еноту было понятно, что их следует заменить. Нет, оставили все как есть…

Сейчас, судя по сообщениям прессы, «Аль-Хазгар» контролирует всю территорию Центра и прилегающие районы. Международные части оттуда полностью эвакуированы. Базы данных по переговорам с арконцами удалось вывезти (да, по-моему, «Хазгар» и не стремился их захватить), но есть потери и среди войск ООН, и среди обслуживающего персонала. Вопрос о контроперации на повестке дня пока не стоит. Виллем как представитель арконской цивилизации заявил, что данная Станция с начала боев полностью законсервирована. Активной деятельности на ней осуществляться не будет. Сама Станция надежно защищена. Нет смысла ради освобождения клочка пустыни жертвовать жизнью людей.

Появились и подробности предыдущей атаки. Два британских журналиста, ссылаясь на неназванные источники в среде экспертов, утверждали, что, оказывается, Юсеф (профессор Халид) вовсе не бежал с территории Центра, как ранее предполагалось, а скрывался там целых три дня, имея в своем распоряжении строго законспирированную ячейку. Именно он и разработал весь план: приурочил атаку к песчаной буре, после которой производилась профилактическая, обязательная перезагрузка систем, сменил охранные коды и потому вертолеты «хазгаровцев» были опознаны как обычные, транспортные, превратил в крошево местную связь, запустив каким-то образом в сеть целую серию вирусов. Кроме того, журналисты, вольно или невольно повторяя гипотезу мадам ван Брюгманс, высказали подозрение, что Юсеф полностью подавил сознание группы военных, в основном, разумеется, саудовских, рядовых, превратив их в зомби — свойство, которое он обрел благодаря контактам с арконцами. Журналисты задавали резонный вопрос — а не обладают ли такими же способностями и другие эксперты? (Я осторожно покосился на Сару, но она сидела, как каменная, даже не глянула на меня.)

А вдобавок в сети появилась запись выступления Юсефа перед началом атаки. Юсеф, в свою очередь, утверждал, что цель арконцев — культурное порабощение человечества: превращение Земли в Аркон-два, только более слабый, отсталый, во всем покорно следующий Аркону-один… Исторически знакомая тактика… То же самое, напоминал Юсеф, Запад в последние годы пытался сделать с Исламским миром, превратив его в суррогат Европы или США… Им это не удалось!.. И никому не удастся сломить наш дух!.. Мы не сдадимся! Мы будем сражаться! Мы не станем как нищие, как рабы жить на коленях!.. Мы не хотим быть арконоидами, мы хотим остаться людьми!.. С нами Аллах, и он ведет нас дорогой надежды, мужества и борьбы! Мы никогда не отступим!.. Не покоримся! Мы не отдадим им ни пяди нашей земли!.. Мы разожжем огонь, в котором до пепла сгорят все слуги Иблиса!.. Они провалятся в ад льда и холода, а мы, шахиды Земли, вознесемся в сияющий рай!.. Пусть не будет у вас сомнений!.. Пусть не будет страха в ваших сердцах!.. Я напоминаю вам, братья, слова выдающегося революционера: если человеку не за что умереть, то ему тогда и незачем жить!..

От этих слов и, главное, от фальцетного их надрыва, у меня пробегает холодок по спине. Никогда не думал, что Юсеф может так говорить. Понятно, почему его соратники, не моргнув глазом, идут на смерть. И понятно, почему Гесиод — а это аж седьмой век до нашей эры — предупреждал, что нет ничего опасней талантливого оратора: таковой может убедить людей в чем угодно.

— Он — фанатик, — говорит Сара сквозь зубы.

— Да, фанатик, — соглашаюсь я, — но, заметь, у него есть серьезное преимущество перед нами: он знает, что делать. Он привносит в жизнь смысл, он обозначает целевой горизонт, в то время как мы лишь топчемся на одном месте, в растерянности озираясь по сторонам.

— Ты одобряешь фанатизм?

— Нет, я отвергаю бессмысленность.

Не знаю, Юсеф ли так на меня повлиял или внезапный, после чересполосицы предыдущих событий, ступор в Омане, но только я за оставшиеся три дня создаю довольно объемную аналитическую записку. В самом начале ее я ссылаюсь на то, что Великое молчание космоса — это не абстракция, как многие полагают, не популистские домыслы и не отвлеченный научный концепт. Это предельно актуальный, конкретный и очень тревожный для нас сигнал. Знаменитый астрофизик И. С. Шкловский еще в 1960-х годах предупреждал: наше одиночество во Вселенной, по-видимому, означает, что разум, достигнув определенной фазы развития, с неизбежностью гибнет. Согласно Шкловскому, разум вообще не представляет собой кульминацию жизни, это наивный антропоцентризм, а является чем-то вроде сверхспециализированного и гипертрофированного приспособления, одной из мутаций, вроде клыков саблезубого тигра, сначала полезных в борьбе за существование, но затем — при изменении внешних условий — заводящих вид в эволюционный тупик.

Сильный научный базис эта гипотеза обрела уже в наши дни, когда, с одной стороны, была создана теория неравновесных систем Ильи Пригожина, показавшего, что каждый последующий статус развития является менее устойчивым, чем предыдущий, то есть реальность стремится к состоянию абсолютной неравновесности, а с другой стороны (что непосредственно вытекает из первого), был осознан феномен ускорения исторического процесса: если отложить по оси времени крупнейшие техносоциальные инновации, принципиально изменившие мир, то легко заметить, что расстояния между ними сокращаются в логарифмической закономерности. Говоря проще, периоды стабильного бытия стремятся к нулю. И сейчас, в наше время, они уже почти достигли его. То есть мы неуклонно вползаем в технологическую сингулярность, когда в каждую единицу времени будет происходить, по крайней мере, одно революционное преобразование. Или, как считает один из современных исследователей, переживаемый ныне кризис нашей цивилизации означает, что завершен начальный, «эмбриональный» цикл развития земной биосферы, длившийся около четырех миллиардов лет и представляющий собою фрагмент более обширного цикла, включающего образование самой Вселенной, галактик, звезд, планет и зарождение жизни.