Андрей Столяров - Темные небеса

Помнится, в те минуты я гораздо больше был озабочен редким потоком машин, движущихся в одном со мной направлении. Явление для утреннего Вашингтона не слишком обычное: никаких пробок, никакой тесноты, никаких ожесточенно жестикулирующих полицейских. Такое чувство, что половина города сегодня на работу не вышла. Ну, не половина, ладно, преувеличиваю, пускай треть, четверть, пусть даже пятая часть, все равно, феномен социального эскапизма продолжает расти. Это привлекало мое внимание, поскольку неделю назад я делал по данной теме сообщение президенту: всего второй случай, когда он принимал меня в узком кругу. Надо сказать, что сведения, которые я для доклада собрал, поразили и меня самого. Согласно последнему социологическому мониторингу, в состоянии «бегства от жизни» пребывал сейчас почти каждый десятый американец. Колоссальная цифра для нашей страны, где напряженный труд (согласно Веберу, следствие протестантской этики) являлся одной из самых высоких и неоспоримых ценностей. Экономические потери от эскапизма оценивались уже в десятки миллиардов долларов, ничего удивительного, что сам доллар медленно, но неуклонно двигался вниз. Любая валюта держится прежде всего на доверии, а какое доверие может быть к той стране, где значительная часть населения просто не хочет работать. Некоторым утешением нам могло служить лишь одно: в Европе аналогичные цифры оказались еще тревожнее, здесь к эскапистам (в Европе их определяли как дауншифтеров) социологи относили от двенадцати до пятнадцати процентов трудоспособных граждан, и тенденция к их повышению была выражена отчетливее, чем у нас. Данных ни по Китаю, ни по другим азиатским странам разыскать мне не удалось, но косвенные параметры свидетельствовали, что там это явление имеет значительно меньший масштаб.

Объяснение же я предложил следующее. Впервые в истории Соединенных Штатов, да, пожалуй, и в истории человечества вообще, нам была представлена иная, значительно более перспективная модель цивилизационного бытия. К тому же не химера в виде коммунизма или царствия божьего, это мы уже пробовали, этим нас больше было не соблазнить, и не нынешний имперский либерализм, тоже явно зашедший в тупик, а реальное устройство мира, основанного на лучших, чем у нас, принципах жизни. Не исключено, что такой мир будет создан на Терре. Гарантия этому — гуманитарная опека арконцев. С другой стороны, культивируемое нами сверхпотребление и как результат появление касты сверхбогатых людей, которую телевидение сделало зримой, обесценило обыденный труд: напрягайся не напрягайся — миллиардером не станешь. Американская вера в то, что каждый чистильщик обуви может заработать свой миллион, развеивается сейчас как дым. Более того, геополитическая нестабильность, которую интуитивно — как дрожь земли — чувствует практически любой человек, обесценивает и саму жизнь. Какой смысл работать, если все это через мгновение может превратиться в радиоактивную пыль. Отсюда — тотальное недоверие к современным политикам: они просто подталкивают наш мир к пропасти, и отсюда — такое же тотальное стремление ускользнуть от них: спрятаться, уйти в другую, более приемлемую реальность. Точных цифр у нас, разумеется, нет, подвел итог я, но примерные расчеты показывают, что сейчас продемонстрировали желание переселиться на Терру, то есть уже послали запрос, более пятидесяти миллионов американцев. Дальше их количество будет только увеличиваться.

— Но почему американцы, а не мусульмане? — неожиданно спросил Гамб. — Почему с Земли бегут те, кто живет в раю, а не те, кто пребывает в аду?

Гленн, присутствовавший при разговоре, как-то странно мигнул, но меня, к сожалению, уже слегка понесло.

Я сказал:

— Исламский мир еще не утратил веру в будущее. Исламские радикалы, которые ныне представляют собой его наиболее активную часть, действительно верят, что можно построить рай на земле, царство счастья и справедливости, горний мир, который заповедовал людям Аллах. Там не будет никаких трудностей. Там не будет ни злобы, ни зависти, ни вражды, ни неравенства, ни нищеты. На практике это, конечно, не осуществимо, но это — ослепительная идея, и они готовы ее воплотить ценой героического самопожертвования. Их жизнь имеет яркий, бесспорный и, главное, — божественный смысл. Никакая цена при этом не кажется непомерной. А какой смысл присутствует в жизни современного американца? Купить машину престижной марки? Приобрести дом, в два раза больший, чем требуется для его семьи? Вот в чем тут дело. Исламским радикалам не нужен терранский рай. Рай они намерены создать на Земле. Вот что ведет их на смертный бой. Вот ради чего они встают из окопов. А мы свой смысл, свое экзистенциальное предназначение давно и безнадежно утратили…

Президенту мой доклад не понравился. Правда, внешне он ничем этого не показал: пожал мне руку, наградил электоральной улыбкой, сказал, что обязательно обдумает мои слова. Сознаюсь, что некоторое время я ходил гордый, как петух в курятнике, любовался собой, снисходительно посматривал по сторонам. Ну а как же? Сам президент меня похвалил. Быть может, этот мой аналитический материал окажет влияние на положение дел в стране. Я чувствовал свою причастность к большой политике. Я был одним из тех, кто вершит судьбами и делами людей. Этот мой шарик напыщенного самомнения через несколько дней безжалостно проткнул Гленн Осковиц, объяснив, что у президента я вел себя как последний дурак.

— Доклад был приличный, к нему никаких претензий, но вот твой тон и особенно комментарии произвели крайне неблагоприятное впечатление… Ты меня не перебивай, ты послушай!.. Ведь, в сущности, кому и что ты сказал? Рональд Гамб — это селфмэйдмен, человек, который создал себя сам, преодолел крутой путь от мелкого бизнесмена до миллиардера и президента страны. И, исходя из опыта собственной жизни, он совершенно искренне, подчеркиваю, искренне убежден, что мы действительно построили здесь «град на холме»: общество, которое по справедливости каждому предоставляет свой шанс и так же по справедливости вознаграждает каждого за его труд. То есть благодать божья почиет не только на Великой Америке, но и на нем самом, Рональде Гамбе. А ты вдруг начал разглагольствовать, что все это не стоит ломаного гроша, что все это — симулякр, нарциссический самообман, что его феноменальный успех — лишь глянцевая обертка, внутри которой звонкая пустота. — И после некоторого молчания он добавил: — Боюсь, что президент тебе этого не простит.

Однако, глядя в дождевую, туманную пелену, я вдруг понял, что Гленн тогда был не прав. Дело было совсем не в моем докладе, не в тоне его, не в комментариях и вообще не во мне. Просто сам Вашингтон, чьи здания призраками отплывали сейчас назад, с приходом арконцев вдруг стал другим. За считаные месяцы он из центра мира превратился в глухую деревню на дальнем краю Вселенной, в провинциальный поселок, придавленный дремой захолустного бытия. А президент Рональд Гамб из вседержителя, чьим словам только что внимали миллиарды людей, в придурковатого старосту этой деревни, который в ужасе и смятении взирает на белых пришельцев, неожиданно появившихся ниоткуда. У них странная одежда и странная речь. Они держат в руках железные посохи, извергающие смертельный огонь. Он чувствует себя ничтожным перед их могуществом и понимает, что жизнь деревни теперь перевернется с ног на голову. И это предчувствие его не обманывает. Тут же вспыхивают безобразные драки между семьями из соседних хижин, никто не может их прекратить, мужчины больше не уходят с утра на охоту, а женщины больше не собирают съедобные орешки и корешки, вместо этого и те, и другие жуют дурманящий кунг, глаза их от счастья полны радостно-бессмысленной влаги, а перламутровые ракушки, еще вчера составлявшие достоинство и богатство, сейчас брошены в пыль, хрустят под ногами — они превратились в ничто по сравнению с восхитительными стеклянными бусами, которые принесли боги, спустившиеся с небес. И староста как человек умный и хитрый (иначе бы он старостой и не стал) понимает, что это — верная смерть, что деревня и племя умрут, поскольку все их существование утратило смысл, и что восстановить прежнюю жизнь удастся только тогда, когда отвратительные белокожие пришельцы уйдут и больше не вернутся сюда.