Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

— Мне, — сказал Шумер.

Коля наклонился.

— Ты его родственник что ли?

У Шумера нашлись силы шевельнуть головой.

— Нет. Не люблю, когда так.

— Да он бы нахлобучил тебя при первой же возможности! — сказал Коля. — Я этих тварей знаю. У них ничего здесь, — он стукнул себя пальцем по лбу, — нет. Ничего. Сынки депутатов да бизнесменов. Все свое в штанах, связи и деньги — у родителей. Гонору выше крыши. Кого хочешь, куплю, кого хочешь, продам. Он девчонку свою на кон поставил бы, точно тебе говорю. До кондиции бы довели — и поставил.

— И зачем? — спросил Шумер.

— Учить таких надо! — оскалился Коля. — В дерьмо макать. Чтобы не чирикали и место свое знали.

— И меня?

— И тебя учить. А как ты думаешь? Вступился? Глаза раскрыл? Кому? На людей посмотри! В Пустов приедешь, налюбуешься.

Рыжий еще раз засадил Шумеру ботинком по ребрам.

— Все, лежи, отдыхай.

Щелкнула дверь. Стало тихо.

Шумер решил последовать совету. Действительно, надо отдохнуть. Что там в итоге? Хорошо досталось почкам, грудь вся в синяках, как в медалях. Колет в районе печени. Ну, лицо, наверное, очень не похоже на то, к которому он привык. Ладно, поправится, зубы, глаз, нос — это быстро, это сойдет.

Шумер, подобрав ноги, сел.

Стук колес сделался громче, свет из окна замелькал — проезжали мост. Этот мост Шумер помнил, кажется, через реку Сужа, значит, до Пустова два часа. Хорошо.

Он посмотрел на кровь, темнеющую на брюках, и огорчился. Где сейчас брюки достанешь? Их нельзя, как карты, из рукава. Пальто-то и так темное. А брюки теперь, пожалуй, только выбрасывать.

Дверь осторожно приоткрылась. Но это оказался не Коля и не сосед с «дипломатом», это оказался давешний курильщик. Увидев картину с сидящим в крови Шумером, он на мгновение остановился, но, качнув головой, встал у стенки напротив.

— Смотрю, хорошо поговорили, — сказал он. — Жив?

Шумер кивнул.

— Что мне сделается?

— И то правда, если разговариваешь, — курильщик достал папиросы из квадратной пачки «Беломорканала». — Куришь?

— Нет.

Шумер выдохнул и, выпрямляя ноги, поднялся. Мужичок помог ему не упасть, придержал, не боясь испачкаться. Целым глазом Шумер уставился в окно, мост и река Сужа за которым уже кончились, и в метрах, и во времени отскочили назад.

— Красиво.

Оголенный по весне лес лез в глаза частоколом веток, словно желая привлечь внимание пассажира к своей судьбе.

— Как скажешь.

Курильщик закурил. Мимо, хлопнув дверями, в волне холодного воздуха проскочила тетка с сумкой, размазала каблуком кровь на полу. Не подскользнулась.

— За дело хоть били? — спросил курильщик, щуря в дыму карий глаз.

— Не знаю, — сказал Шумер. — Шулера.

— Играть что ли с ними полез?

— Дурака останавливал.

Курильщик хмыкнул.

— Дурака не остановишь, у него судьба такая — дурацкая. Написанная на его дурацком лбу.

— Все равно, — Шумер слегка развернулся и сморщился от боли. — Много ли правды в унижении дурака?

— За всех дураков встревать, здоровья не хватит, — философски изрек собеседник. — Тебя вот побили, кто ты после этого?

Шумер улыбнулся, сковырнул языком и выплюнул зуб. Тот звонко заскакал по металлическому полу.

— Человек.

— Но малого ума, — курильщик затянулся, выдохнул дым. — В наши времена бросаться на защиту всяких дураков самоубийственно.

— Я просто поступил так, как был должен, — сказал Шумер.

И выплюнул осколок второго зуба.

— Я вижу, — кивнул собеседник.

— Вы просто не знаете, что это значит.

— Почему? Знаю. Только смотреть надо наперед, в будущее, парень, на то, чем это может для тебя закончиться.

— И я так знаю, чем все кончится, — сказал Шумер, легко пробуя пальцем натянувшуюся, горячую кожу под левым глазом.

— И чем же? — спросил курильщик.

— Я умру.

Из-под пальца брызнуло.

— Тю! Мы все умрем, много ума не надо.

— Зато я знаю, где и когда.

— Нагадали что ль?

— Нет.

Курильщик сощурился, отогнал ладонью дым, заставляя его скручиваться в тающие, эфемерные завитки.

— Что-то мне казалось, будто тебя чуть ли не до смерти отделали, — неуверенно произнес он, подстраиваясь так, чтобы свет из окна и из плафона не бил в глаза.

— Да нет, где там до смерти.

Шумер качнулся, хрустнул, вправляясь, локоть.

— Не показалось же мне.

Мужичок едва не протянул руку — потрогать. Та же приземистая тетка с сумкой, возвращаясь, открыла дверь в тамбур, заметила наконец кровь.

— Вот же ж придурки, — пропыхтела она, протискиваясь в следующий вагон, — все им мало, режут друг друга и режут.

Ты-дым-ты-дым! — грозно прогремели колеса.

— Холодно, — сказал курильщик и затушил сигарету. — Пойду.

— Пока, — сказал Шумер.

Оставшись один, он постоял еще минут пять, слушая, как хлопают двери туалета, как повышается голос проводницы, что-то объясняющей невидимому и бестолковому пассажиру. Усмехнулся. Потихоньку прорезался из отека подбитый левый глаз, заморгал, заслезился. Исчезла ноющая боль над бровью. Проклюнулся, раздвинул десны новый зуб.

Кровь, гной Шумер смахнул рукавом.

За окном мелькнуло болото — черная вода и островки земли с белесой травой и березами, похожими на палки.

Живем.

Дверь открылась снова, явив Шумеру соседа с «дипломатом». Упрямый был человек.

— Они ушли, — сообщил он, заговорщицки блестя глазами. — А я сразу сюда, думаю, как вы. Этот амбал и меня побил.

Его взгляд опустился на измазанный кровью пол.

— А вас сильно, да?

— Терпимо, — сказал Шумер.

— Я просто не сразу понял…

— Ничего, вам не стоило лезть.

— Но как? — удивился мужчина. — Какие-то, извините, уроды… — он протиснулся в тамбур целиком со своим непременным «дипломатом». — А вы мне все-таки голову успокоили, я не мог не вступиться.

— Это не я, — сказал Шумер.

— А я верю, что вы. Вы как, в состоянии двигаться?

— Куда?

— Обратно, на место. Иначе займут. Я, конечно, попросил подержать, но, знаете, сейчас полагаться на кого-либо проблематично.

Шумер отлип от стенки.

— А как там с парнем?

— Злится на вас, — сказал сосед.

— Но деньги-то сохранил?

— Рыжий и этот… Алексей Александрович, они сразу разобрали свое, доигрывать не стали, — мужчина подставил Шумеру плечо. — Я уж подумал, не убили ли вас.

— Это вряд ли.

Вместе они прошли в вагон.

У бойлера стояла крупная женщина со злым лицом и держала пластмассовую кружку у крана. Тонкой струйкой тек кипяток.

— Вы нас не пропустите? — спросил Шумер.

— Вы не видите? — сразу окрысилась женщина. — Долью — и пожалуйста. Хоть по проходу раком. Ждите.

— Хорошо.

Нос перестал сипеть.

Шумер подумал: взведенные люди. Злые. А где причина? В поезде? В людях? Но человек не может сам по себе быть злым. Окружающее делает его злым. Только если я принадлежу к окружающему, получается, и я вношу свою долю в этот процесс?