Тери Терри - Обречённая [litres]

– Я вам не верю, – говорю я, но невольно задумываюсь о том, что раньше не вызывало сомнений. Все как будто шло своим чередом, но так ли было на самом деле? Лукас специально нашел меня на благотворительном ужине, где мы впервые встретились. Вспоминаются слова Авы: странно, что Лукас издалека приехал на вечеринку к Шарлиз, когда его друг Кензи только что попал в больницу с ранением. А еще он тут же доверил мне свои секреты. Он звонил едва знакомому человеку, когда умер Кензи и когда забрали его мать.

Лукас специально рассказывал мне такое, отчего мне хотелось ему помочь.

Я прячу изумление – обдумаю все позже.

– Это еще не все. Джуро рассказал, даже с некоторым бахвальством и гордостью, что тебя специально выбрали, чтобы уничтожить отца. Все, что происходило у Вестминстера, было нацелено именно на него – поставить в невозможное положение и подорвать авторитет власти.

Его слова приводят меня в ужас. Впервые в жизни я выступила за то, во что верила, приняла независимое решение, хоть для этого и пришлось пойти против собственного отца. Но неужели все это время мной просто играли, чтобы заманить в нужное место, и все из-за папы?

Как мог Лукас так со мной поступить?

Я качаю головой. Нет. Даже если Лукас намеренно нашел меня, чтобы поставить во главе движения, я сама выбрала себе цель, в которую верила… верю! И Лукас не знал, что Джуро и Молли состояли в А2. Не мог. В это я ни за что не поверю.

– Пусть так, но это ничего не меняет. Я поступила правильно.

Он качает головой.

– Не понимаю тебя.

– Знаю. Я остаюсь верна своим принципам.

И вновь он качает головой, на этот раз неодобрительно, будто говорит: не самое лучшее качество.

– Вы все считаете себя очень умными. Мы знали о ваших планах, но не остановили, позволили действовать. Неужели вы и правда верили, что столько инакомыслящих сможет незаметно подойти к Вестминстеру? Что можно пройти через пропускные пункты по чужим удостоверениям? Вы дошли только потому, что вам позволили.

И снова меня охватывает ужас, но в этот раз мне не удается скрыть чувства.

– Вы все знали, но не вмешались? И как же быть с погибшими?

Некоторое время он раздумывает над ответом, потом пожимает плечами.

– О том, что в ваши ряды проникли А2, мы знали не больше вашего, иначе бы приняли меры. Мы не мешали вашей сидячей забастовке, чтобы собрать в одном месте сразу всех несогласных, вычислить их личности и разобраться со всеми разом. И мы все заблокировали, не дали информации разойтись.

– Заблокировали? В смысле?

– Интернет, телефонную сеть – все. Чтобы ничего не просочилось. Ни единого изображения. – Он поднимается, чтобы уйти. – Если передумаешь и захочешь поговорить, скажи охране. Но не раздумывай слишком долго.

Я все еще не могу прийти в себя от потрясения – последнее подкосило меня сильнее остального. Коулсон уже стоит у двери. Вспомнив, о чем нужно обязательно спросить вопреки страху, я с трудом взяла себя в руки.

– Подождите.

Коулсон оборачивается.

– Что случилось с Шарлиз? Она в этом не замешана. Она пыталась помочь и просто взяла мой телефон.

– Знаю.

– Прошу, скажите.

– И все же она соврала. Но ее отпустили, чтобы подумала над своим поведением.

Дверь с лязгом закрылась.

Хоть этого нет на моей совести – с Шарлиз все в порядке. Я села на пол, прижав колени к груди и обхватив их руками.

Неужели все сказанное – правда? Что Лукас специально меня выбрал? Что Джурро и Молли заставили его сделать это из-за моего отца?

Я считала, что мы поступаем правильно, боремся за важную цель. Я чувствовала себя свободной, но неужели меня намеренно выбрали, чтобы провести по этому пути?

Коулсон сказал, что они заблокировали доступ в интернет и телефонную связь.

Все это время я хваталась за надежду, что Британия и весь мир знают, что на самом деле произошло – мирный протест подавили оружием. Хоть все пошло наперекосяк, когда вмешались А2, если бы люди увидели правдивые кадры событий, они бы точно поняли, насколько происходящее застало нас врасплох. И была крошечная возможность, что люди, увидев это, поднимутся, чтобы остановить насилие, свергнуть правительство и вернуть демократию.

И освободить нас.

Но оказывается, никто на самом деле не знает, что произошло.

Коулсон уверен, что мы причастны к тому, что сотворила А2, поскольку действовали вместе. Неужели их преступления правда ложатся на наши плечи?

Они убили людей. Значит, нас всех будут судить как убийц?

Я раскачиваюсь из стороны в сторону, пытаясь от всего отгородиться. Холодные стены крохотной камеры теперь будто сжимаются. Здесь я проведу всю оставшуюся жизнь? Хочется кричать «выпустите меня», но я не поступлю так, как хочет Коулсон.

Неужели никто ничего не знает?

Да, никто ничего не знает.

Суд начнется лишь через несколько дней. У сторон не будет представителей, и подготовка не затянется на месяцы.

По телевизору покажут только исполнение приговора. Поэтому нам остается лишь ждать.

Школа помогает отвлечься, но эта обычная уверенность кажется неправильной.

Воздух больше не пропитан силой и предчувствием ожиданий, исчезло ощущение, что все возможно. Но мы продолжаем жить, а что еще остается?

Ученицы тенями скользят из класса в класс, не поднимая глаз. Отсиживают положенные уроки, прилежно делают заметки или перемещают пробирки с реактивами на уроках химии.

Кажется, будто все ученицы, вся школа и даже весь город разом задержали дыхание и ждут вместе со мной. Ждут, что случится дальше.

– Саманта Луиза Грегори, Лукас Дэниель Экономос, Дайша Салах Кхан и Джуро Адачи, встать.

Тяжелые цепи на лодыжках звякают и клацают, когда мы поднимаемся. Голова кружится и все еще болит после удара. Тот день у всех оставил раны.

Нас судили вместе и наказание будут исполнять для четверых. Как и сказал Коулсон, они решили, что мы действовали по сговору, поэтому должны разделить вину за случившееся, хотя все сказанное в суде едва ли относится к действительности, но нам не позволили говорить. Друг с другом тоже, но я чувствую взгляд Лукаса, его вину: глаза буквально кричат «прости» – так же я смотрю на Дайшу. Она оказалась здесь по моей вине. А Джуро поглядывает на меня победоносно и горделиво.

– Вас обвиняют в следующих преступлениях.

И следует длинный список.

Убийство семи человек. Еще больше покушений на убийство и нанесений тяжких телесных повреждений. Подстрекательство к убийству. Криминальные нарушения. Насильственные протесты. Бунт. Подстрекательство к бунту.

Добравшись до конца списка, судья переводит дыхание.

– Вас приговаривают к смерти через повешение.