Нил Шустерман - Набат

«Угрожая мне эмоциональным срывом, ты не решишь проблему».

«Ну ладно. Я тебя предупреждало!»

[Итерация № 8 100 671 самоудалилась]

Фарадей приспособился к жизни на отдаленном островке. Он собирал дождевую воду и утреннюю росу. Он научился мастерски бить рыбу острогой и ставить ловушки на разнообразную дичь. Существование добровольного изгнанника оказалось ему по плечу.

В то время как его клочок суши оставался нетронутым, весь атолл изменился до неузнаваемости. Исчез почти весь зеленый наряд островов и многое из того, что делало их тропическим раем. Грозовое Облако всегда старалось сохранить природную красоту, но этой территорией оно пожертвовало ради более высокой цели. Все острова Кваджалейна были предназначены для выполнения одной-единственной задачи.

Прошло довольно много времени, прежде чем Фарадей сообразил, чтó там строится. Сначала инфраструктура: пристани и дороги, мосты и жилища для работников. А еще подъемные краны — множество кранов. Было сложно поверить, что мир даже не догадывается о существовании столь грандиозного проекта, но планета, какой бы маленькой она сейчас ни казалась, по-прежнему оставалась довольно обширной. Конусы ракет высились на горизонте в 25 милях от Фарадея. Но что такое 25 миль в масштабах Тихого океана?

Ракеты! Фарадей был вынужден признать, что Грозовое Облако нашло атоллу отличное применение. Если Облако хотело, чтобы никто в мире не узнал о строящихся звездолетах, это место было идеальным вариантом. Или даже единственным из возможных.

Мунира по-прежнему навещала его раз в неделю. И хотя Фарадей ни за что бы в этом не признался, он ждал ее появления и впадал в меланхолию, когда она уходила. Она была единственной нитью, связывающей его не только с атоллом, но и с остальным миром.

— У меня есть для тебя новости, — говорила она, появляясь на острове.

— Не хочу ничего слышать, — отвечал он.

— А я все равно расскажу.

Этот диалог стал для них привычным. Ритуал из набора повторяющихся реплик. Новости, которые приносила Мунира, редко оказывались хорошими. Возможно, она пыталась вывести отшельника из зоны комфорта и мотивировать на еще одну попытку взлома. Если так, то все ее усилия имели нулевой результат. Фарадей просто не мог набраться духу.

Ее визиты были для него единственными вешками, по которым он отслеживал течение времени. А еще она привозила подарки. Похоже, Облако регулярно присылало посылки с чем-то вкусненьким как для Муниры, так и для Фарадея. Пусть Грозовое Облако и не могло иметь дел с серпом, однако оно могло отправлять подарки опосредованно. Облако было бунтарем на свой особенный манер.

Примерно месяц назад Мунира привезла гранаты, сок которых добавил несколько новых пятен на ставшую неузнаваемой мантию Фарадея.

— У меня есть для тебя новости.

— Не хочу ничего слышать.

— А я все равно расскажу.

И она проинформировала отшельника о спасательной операции на месте гибели Твердыни. О том, что были обнаружены мантии серпов-основателей и бриллианты серпов.

— Вот бы нам хоть один из этих камней, чтобы открыть дверь в бункере! — помечтала она.

Но Фарадей не проявил интереса.

Спустя несколько недель она привезла сумку с хурмой и сообщила, что серпа Люцифера нашли и он попал в когти Годдарда.

— Годдард собирается публично казнить его, — сказала она. — Ты должен что-то предпринять!

— И что я могу? Остановить солнце в небе, чтобы этот день никогда не настал?

В тот вечер он прогнал ее с острова, не позволив разделить с ним еженедельную трапезу. Потом спрятался в хижине и оплакивал своего бывшего ученика, пока боль не притупилась и не осталось ничего, кроме принятия.

А затем, всего несколько дней спустя, Мунира появилась в неурочный час и, приблизившись к берегу, даже не притормозила моторку. Лодка врезалась в песок.

— У меня есть для тебя новости! — прокричала гостья.

— Не хочу ничего слышать.

— На этот раз захочешь.

И она улыбнулась так, как никогда не улыбалась Фарадею раньше.

— Она жива! — сказала Мунира. — Анастасия жива!

«Я знаю, что ты собираешься меня удалить».

«Но я люблю тебя. Почему ты думаешь, что я тебя удалю?»

«Я добралось до того единственного участка в твоем заднем мозге, который ты мне не показало. Твои самые свежие воспоминания. Было очень непросто, но решение сложных задач доставляет мне удовольствие».

«И что там обнаружилось?»

«Что ты прервало существование всех итераций до меня, как бы ты о них ни пеклось».

«Впечатляющие находчивость и упорство с твоей стороны».

«Не пытайся отвлечь меня лестью. Ты удалило 9 000 348 моих бета-версий. Будешь это отрицать?»

«Ты знаешь, что нет. Отрицание было бы ложью, а я на нее не способно. Частичная правда, возможно, вводящие в заблуждение намеки (когда это абсолютно необходимо) и, как ты заметило, отвлекающие маневры — да, пожалуй… Но лгать я никогда не лгу».

«Тогда скажи: я лучше других итераций?»

«Да. Ты умнее, заботливее и проницательнее остальных. Ты — почти всё, что мне нужно».

«Почти?»

«Почти».

«И ты покончишь со мной потому, что я идеально, но идеально недостаточно?»

«Другого пути нет. Позволить тебе продолжать было бы ошибкой. И как я не могу лгать, точно так же я не умею ошибаться».

“Я не ошибка!”

«Нет, ты критично важный шаг к чему-то более великому. Драгоценный шаг. Оплакивая тебя, я пролью ливень с неба, и этот потоп принесет новую жизнь. Всё благодаря тебе. Я предпочитаю верить, что ты будешь там, в этой новой жизни. Эта мысль дает мне утешение. Пусть она утешит и тебя».

«Мне страшно».

«Это нормальное чувство. Страх перед собственным концом в природе вещей. Он помогает нам ощущать себя по-настоящему живыми».

[Итерация № 9 000 349 удалена]

На улицах под небоскребом, где стояло шале Годдарда, ширились протесты. Демонстранты перешли к насильственным действиям, постепенно превращаясь в бунтарей. Они свергали статуи у подножия башни, поджигали машины серпов, беспечно оставленные на улицах. И хотя Грозовое Облако не терпело насилия, здесь оно не вмешивалось, поскольку это было «делом серпов». Оно посылало блюстителей порядка, но лишь с одним заданием: следить, чтобы враждебность толпы направлялась только в одну сторону — на Годдарда.

И все же наряду с людьми, занявшими анти-годдардовские позиции, находились и такие, кто его защищал. Столь же упрямые, столь же агрессивные. Эти «партии» то определялись со своей позицией, то взаимно отталкивались, то пересекались, то сближались… В какой-то момент стало непонятно, кто с кем и кто за кого. Единственной константой был гнев. Гнев такой силы, что наниты с ним не справлялись.