Нил Шустерман - Набат

Мендоса стряхнул руку охранника с плеча:

— Сам пойду!

Но прежде чем уйти, он остановился, набрал в легкие воздуха и повернулся обратно к Набату:

— Простите меня, ваша звучность. Я переступил черту.

Но даже ему самому в этой реплике слышалось больше угодливости, чем искренности.

Как только курат ушел, Грейсон рухнул в кресло. Впервые за все время он дал отпор Мендосе. Но Набат не должен позволять, чтобы кто-то разговаривал с ним так бесцеремонно. Даже человек, который его создал. Наверно, то, что он поставил курата на место, должно было принести ему удовлетворение, — но не принесло. Возможно, именно поэтому Грозоблако выбрало среди всех именно его. Тогда как других власть развратила бы, Грейсону ее вкус не понравился.

Хотя, может, стоило бы развить этот самый вкус? Может, ему даже будет необходимо это сделать.

В Клойстерсе не существовало подземной темницы. Здание лишь подражало средневековому замку, но никогда им не было. Поэтому Моррисона заперли в комнате, видимо, служившей кому-то кабинетом, когда комплекс был музеем.

Охранники не знали, как действовать в подобной ситуации, их этому не учили. И чем обездвижить пленника? Ни тебе наручников, ни кандалов — что-то подобное можно было найти разве что в музее, причем не в таком, как Клойстерс. Поэтому они связали Моррисона пластиковыми садовыми стяжками, предназначавшимися для подвязывания бугенвиллеи. Да и охранников, отряженных для этой работы, было слишком много: с каждой рукой и ногой возилось по пять-шесть человек, хотя хватило бы и одного. Они затянули путы так туго, что руки Моррисона посинели, а ноги стали ледяными. Все, что оставалось серпу, — это ожидать решения своей судьбы.

Уже под утро он услышал разговор снаружи, за запертой дверью:

— Но ваша звучность, — говорил охранник. — Вам не следовало бы ходить туда, он опасен!

— Разве вы его не связали? — услышал Моррисон голос Набата.

— Связали.

— Он может вырваться?

— Нет, мы уверены, не может.

— Тогда какие проблемы?

Дверь отворилась. В комнату вошел Набат. Закрыл дверь. Волосы аккуратно причесаны, вместо пижамы ритуальное облачение, на вид очень неудобное.

Серп Моррисон не знал, что делать: то ли поблагодарить Набата за подаренную жизнь, то ли обматерить за унижение.

— Так-так, — угрюмо буркнул Моррисон. — Значит, у Грозоблака на меня великие планы?

— Я соврал, — признался Набат. — Ты серп, Грозоблако не может иметь на тебя планы. Оно вообще не может иметь с вами никаких дел.

— Но оно же сказало тебе, кто я!

— Не совсем. Я сам в конце концов догадался. Серп Моррисон, так? Твой исторический покровитель написал слова той песни.

Серп не ответил, ожидая, что последует дальше.

— Твой глаз вроде уже зажил.

— Почти, — проронил Моррисон. — Видит пока еще плохо.

— Ты знаешь, что большинство тонистов удаляют свои наниты-целители? Я считаю, это чертовски глупо.

Моррисон встретился взглядом с Набатом, поморгал, чтобы видеть яснее. Духовный лидер тонистов считает их поведение глупым? Это что — проверка? И как прикажете на это отвечать? Соглашаться? Не соглашаться?

— Кажется, для того, что ты говоришь, есть слово из смертных времен, — проговорил он. — Копунство… колдунство… А, вот — кощунство!

Прежде чем ответить, Набат окинул его внимательным взглядом.

— Ты веришь, что Грозовое Облако разговаривает со мной?

Моррисону не хотелось отвечать, но что оставалось делать?

— Да, верю, — признался он. — И хотел бы не верить, но… верю.

— Хорошо. Тогда дело пойдет легче. — Набат уселся в кресло напротив пленника. — Грозоблако выбрало меня не потому, что я тонист. Я не тонист. Не по-настоящему. Оно выбрало меня потому, что… словом, потому, что надо же было кого-то выбрать. Просто тонисты поверили в это первыми. Внешне я подхожу для их доктрины. Вот я и стал Набатом — Тоном во плоти. Самое смешное, что я когда-то хотел стать агентом Нимбуса. А теперь я и правда агент Нимбуса — единственный на земле.

— Зачем ты все это мне рассказываешь?

Набат пожал плечами.

— Потому что мне так вздумалось. Ты разве не слышал? Набат может делать что вздумается. Почти как серп.

Наступила тишина. Для Моррисона она была неловкой, но Набат, очевидно, неловкости не испытывал. Он лишь пристально смотрел на серпа — размышляя, взвешивая, прикидывая… Интересно, насколько глубоки думы святого, который вообще-то не совсем святой?

— Мы скроем от Годдарда, что ты провалил задание.

Такого Моррисон не ожидал.

— Как?

— Видишь ли, никто, даже серпы, не знает, кто такой Набат на самом деле. Сегодня ночью ты выполол четверых. Предположим, Набат — один из них. Кто сможет это опровергнуть? И если я внезапно, необъяснимо исчезну из всеобщего поля зрения, то кто сможет утверждать, что ты не достиг успеха?

Моррисон потряс головой.

— В конце концов Годдард все равно узнает.

— «В конце концов» — это ты верно подметил. Он не узнает, пока мы не будем готовы ему противостоять. До этого момента, возможно, пройдут годы.

— Он поймет, что что-то не так, когда я не вернусь обратно.

— Нет, он подумает, что тебя поймали и сожгли. Что самое обидное — ему это будет до лампочки.

Набат был прав — этого Моррисон не мог отрицать. Годдарду действительно будет до лампочки. Даже больше — до фонаря.

— Как я сказал, у Грозоблака нет на тебя планов, — добавил Набат, — зато они есть у меня.

Грейсон понимал: ему нужно продать товар, и продать хорошо. Надо просчитать этого серпа так, как он никого никогда в жизни не просчитывал. Потому что если он ошибется, катастрофа неизбежна.

— Я читал кое-что про обычаи смертных времен — в частности, про вождей, попавших в тяжелую ситуацию, — проговорил Грейсон. — В некоторых культурах правителей и духовных лидеров охраняли люди, специально обученные искусству убивать. Если бы у меня был такой человек, я чувствовал бы себя в большей безопасности. А то все эти тонисты только воображают, будто они охрана.

Серп помотал головой, не веря своим ушам:

— Ты выколол мне глаз, а теперь хочешь, чтобы я работал на тебя?!

Грейсон пожал плечами.

— Во-первых, глаз у тебя уже восстановился, а во-вторых, тебе нужна работа. Или ты предпочитаешь вернуться к Годдарду и рассказать о своем фиаско? О том, что хлюпик в пижаме ткнул тебя вилкой в глаз и сбежал? Не думаю, что Годдард придет в восторг.

— Почему ты так уверен, что я не выполю тебя, как только ты меня освободишь?

— Потому что я не считаю тебя дураком. Ты станешь личным серпом Набата. Это гораздо лучше всего, что мог бы предложить тебе Годдард, и ты это прекрасно понимаешь.

— Но я же стану посмешищем для серпов!