Бен Оливер - Петля будущего [litres]

В дни Отсрочки жатва энергии отменяется, так что, думаю, сегодня весь объект будет работать на ранее накопленном ресурсе. Но я не в состоянии насладиться даже временем, свободным от жатвы: Рен так и не пришла, и я мучаюсь в неведении, теряясь в догадках: «а может…», «а что если…».

К полуночи я извел себя до головной боли. Я подхожу к окну, чтобы посмотреть на дождь; минута за минутой мое беспокойство плавно переходит в знакомый страх: дождь так и не начался.

Я смотрю на небо, и так целый час, затем еще один; дождь так и не начался. В 02:30 я сдаюсь и ложусь в кровать. Я лежу в темноте, глядя в пустоту, я боюсь спать; боюсь, что во сне впаду в бессознательное состояние, предшествующее безумию, убившему ребят из группы «А».

Я понимаю, что что-то не так, как только открываю глаза.

Поначалу мне кажется, что еще поздняя ночь, потому что освещение в комнате вовсе не такое, каким должно бы быть утром, но затем я понимаю, что единственный источник света – это тонкий солнечный луч, проникающий сквозь крошечное окно в задней стене.

Инстинктивно смотрю на экран, чтобы узнать, который час.

Экран выключен.

Встав с кровати, я подхожу ближе и вижу свое отражение в черной зеркальной поверхности.

Экран никогда не выключается.

– Что происходит? – шепчу я в пустоту, а затем зову ее: – Хэппи?

Черный экран не отвечает.

– Хэппи, где ты? – спрашиваю я, пытаясь не обращать внимания на дрожь в голосе и на ужасную привязанность к операционной системе, управляющей миром.

Экран выключен, поэтому я понятия не имею, который час. Время подъема обычно контролирует Хэппи, так что сейчас может быть куда позднее, чем половина восьмого.

«Нет, погоди», – рассуждаю я и, подойдя к окну, смотрю на небо: солнце уже довольно высоко. Утро давно прошло, определенно.

– Что происходит?! – произношу я уже на повышенных тонах. Надеюсь, фазы сна не сбились; как правило, мои биологические часы довольно надежны: я всегда просыпался за пару минут до будильника, но сейчас у меня нет ни малейшего представления, который час.

«Ладно, хорошо, – говорю я себе, – спокойнее, по крайней мере, ты жив и пока в здравом уме и при памяти. Соблюдай обычный распорядок дня. Скоро задняя стена откроется, и ты спросишь остальных, знают ли они, что происходит. А если и они не в курсе, будем надеяться, что Рен все же придет и объяснит, что тут творится».

Но без завтрака сил тренироваться практически нет, и к третьему кругу отжиманий я уже взмок от усталости.

Я сижу на кровати и жду, когда случится хоть что-нибудь, но ничего не происходит.

Проходит время – минуты или часы, я уже не понимаю, – но задняя стена так и не открылась. Я уверен, что час прогулки уже давно миновал, но сложно сказать наверняка, не имея возможности следить за временем.

Я снова вышагиваю по комнате, пытаюсь петь, как Пандер, но это только сильнее раздражает, ведь я абсолютно лишен музыкального слуха. Я снова выглядываю в окно: солнце по-прежнему высоко в небе или, может, уже немного ниже?

«Рен больше не приходила с тех пор, как предупредила меня об Отсрочке, – размышляю я. – Должно быть, они обо всем узнали и арестовали ее».

Я все жду и жду. Я слишком встревожен, чтобы читать, нет энергии для упражнений, мысли в голове несутся на скорости миллион миль в час, пытаясь разобраться, что, черт подери, происходит.

Я меряю комнату шагами, сижу на кровати, снова встаю и смотрю на солнце, а оно опускается все ниже и ниже.

Это что, наказание? Неужели правительство узнало о том, что сделала Рен? Они пытали ее до тех пор, пока она не призналась? Может, они просмотрели видео с паноптической камеры без ее разрешения? Неужели они вот так оставят нас здесь взаперти, без еды и воды, без связи с внешним миром, умирать в камерах, будто мы крысы в клетках?

Взглянув на небо, я замечаю кое-что краем глаза: крошечные огоньки вокруг дронов, спокойно сидящих на колонне. Но это бессмысленно: почему их электроника работает, в то время как мой экран выключен и в камере нет света? Одним из моих предположений было, что электричества нет во всем Аркане, как если бы произошел какой-то аварийный сбой питания, отключивший все, кроме функций безопасности, работающих на энергии жатв, которая хранится в массивной батарее на уровне пяти метров под землей. Механизмы управления дверями и питание сердечных детонаторов тоже должны быть на резервном питании, ведь такие вещи, как правило, защищены от любых предполагаемых атак, побегов или ядерных ударов.

За окном смеркается, и я вспоминаю, что темнеть начинает примерно в 19:00.

«Но сейчас не может быть семь часов, – твержу я себе. – Где Рен? Почему никто не пришел? Объяснит хоть кто-нибудь, что творится?»

В мыслях всплывает разговор Алистера и Эмери и слова Кины о войне.

Что. если это все же произошло? Что, если сброшена разрушительная бомба, уничтожившая большую часть населения? Что, если моя семья мертва? Что, если и Рен нет в живых?

Как только эти мысли приходят мне в голову, люк в двери открывается, и, обернувшись, я вижу Рен. От внезапного чувства облегчения я готов упасть на колени.

– Рен, слава Богу! Что, черт возьми, происходит? Экран выключен, стена так и не открылась, за весь день не слышно ни слова!

Рен молча и пристально смотрит на меня, ее светлые растрепанные волосы спадают на лицо, глаза неестественно быстро моргают снова и снова, и в одно мгновение она расплывается в широкой и безумной улыбке.

– Рен, ты в порядке?

Она моргает пять, шесть, семь раз подряд, а затем качает головой, словно выходя из транса.

– Лука? – произносит она неуверенно. Ее взгляд прояснился, и, кажется, она узнала меня впервые с того момента, как распахнула люк.

– Да, Рен, это я. Что происходит?

Рен отходит в сторону, и в отверстии появляется лицо Малакая.

– Ты в порядке, Лука? – спрашивает он, и я слышу звук открывающегося замка.

– А что ты здесь делаешь? – Я не в силах скрыть разочарование в голосе.

Дверь открывается, и Рен, одетая в джинсы и футболку, заходит в камеру и обнимает меня.

– Я так рада, что ты в порядке, – шепчет она, и от ее дыхания вблизи моего уха я чувствую какую-то волнительную дрожь во всем теле, несмотря на ситуацию. Я нежно отстраняю ее.

– Рен, что случилось?

– Лука, электропитания нет нигде, весь город во тьме, и все так… странно.

– Что значит странно?

– Она кое-что слышала, – отвечает за нее Малакай. – Крики и выстрелы.

– Мародерство? – не верю я своим ушам.

– Да, наверное, – соглашается Рен, – звучало так, будто… не знаю, но было очень страшно.

– Ты не пришла в пятницу, почему? – спрашиваю я.

– Меня отправили в оплачиваемый отпуск, мне нельзя было прийти, – рассказывает Рен. – У моей двери до вчерашней ночи стояли двое вооруженных офицеров. Думаю, им что-то известно, Лука.