Бен Оливер - Петля будущего [litres]

Я протягиваю руку за спину, пытаясь нащупать круглую дверную ручку. Найдя ее, обвиваю пальцами, и тут мальчик оживает и на четвереньках бросается вниз по лестнице, точно бешеная собака, при этом не издавая ни звука, отчего кажется еще более устрашающим, и направляется прямо на меня.

Быстро проскользнув в открытый проем, я выбегаю в сад и захлопываю за собой дверь. Ручка поворачивается, дверь начинает открываться. Я хватаю ее и тяну на себя, пытаясь плотно закрыть, но мальчик отчаянно старается до меня добраться – и он намного сильнее, чем казалось.

«Он такой же, как Рен, – думаю я, напрягая мышцы рук и удерживая дверь. Я с трудом сопротивляюсь невероятной силе маленького мальчика в бледно-голубой пижаме. – Он такой же, как Рен, Харви и все остальные из группы «А».

Подсознательно я понимаю, что этого не может быть. Группа «А» обезумела после Отсрочки, но Рен Отсрочку не проходила, как и этот парнишка.

Дверь содрогается под молчаливым напором мальчика. Что же делать: продолжать бороться, пока он не сдастся, или бежать? Мой разум решает за меня, когда я слышу стучащие по тротуару шаги и, обернувшись, вижу женщину лет семидесяти, мчащуюся ко мне с нечеловеческой скоростью.

Я успеваю заметить ее улыбку, моргающие глаза и блестящий в лунном свете нож – и вот она уже на расстоянии вытянутой руки, целится мне в шею. Я быстро отпрыгиваю назад, теряя равновесие, и чувствую дуновение промелькнувшего в миллиметре от моей кожи лезвия.

Я падаю на землю, ударяясь рукой об очередной металлический предмет, воняющий гниющей пищей. Нет времени разбираться, что это; дверь распахивается, мальчик выскакивает на улицу и дикими глазами озирается вокруг.

Не помню, как я встал и побежал, но вот я уже мчусь на раненых ногах что есть мочи, хоть и недостаточно быстро. Я слышу шаги, нагоняющие меня шаги старухи и мальчишки, практически чувствую, как они дышат мне в затылок.

И когда мне кажется, что они вот-вот схватят меня, я слышу, как они с грохотом падают на землю. Чувство эйфории придает мне сил, и я бегу пуще прежнего; пробежав пять домов, десять, я наконец останавливаюсь и оглядываюсь.

От представшей передо мной картины кровь стынет в жилах: старуха сидит верхом на мальчике, остервенело вонзая нож ему в грудь. В темноте ночи я вижу лишь силуэт всей этой сцены: одна тень наносит смертельные удары другой, черные капли разлетаются в воздухе – и мальчик умирает почти в полной тишине.

Я не могу пошевелиться, не могу отвести взгляд от жуткой картины передо мной. Не могу бежать, позвать на помощь – я ничего не могу.

Когда мальчик окончательно затихает, старуха оборачивается ко мне. Этого достаточно, чтобы снять с меня оцепенение и заставить снова бежать.

Я сворачиваю налево, потом направо, перемахиваю через заборы, пробегаю сквозь дворы и наконец замечаю домик на дереве перед одним особенно роскошным особняком.

Я прыгаю, хватаю низко висящую ветвь и подтягиваюсь, размахивая ногами, чтобы добраться до следующей ветки. Поднявшись достаточно высоко, я цепляюсь за край и залезаю в маленькую хижину как раз в тот момент, когда жестокая старуха, спотыкаясь, забегает во двор и пробирается через пруд подо мной.

Я стараюсь дышать тихо, жалея, что не родился Совершенным: тогда у меня была бы САПК [14] САПК – Система Автоматического Пополнения Кислородом. там, где сейчас горят мои легкие. Я дышу медленно и неглубоко, пот стекает по лицу; я сижу, жду и надеюсь, что она просто пройдет мимо.

Кажется, я здесь уже несколько часов. Наконец я слышу, как мой преследователь отступает и топает в соседний двор в поисках следующей жертвы.

Выглянув из хижины на дереве, я вижу старуху: она идет с высоко поднятыми плечами, голова дергается из стороны в сторону, нож в ее руках больше не блестит при лунном свете: он целиком измазан кровью мальчика.

«Они такие же, как Рен, – думаю я, наблюдая за старухой, которая снова бежит. – Что же с ними произошло?»

Светает, и с этой высокой точки на дереве я замечаю, что по всей деревне разбросаны неподвижные дроны. Это и есть те металлические предметы, о которые я не раз запинался. Некоторые из них до сих пор держат в металлических тисках свой груз: посылки, фастфуд, алкоголь, продукты питания, медикаменты; другие – дроны-сопровождающие, третьи – дроны-наблюдатели. Вероятно, они все упали с неба, когда отключилось электричество.

Я вылезаю из домика на дереве, трясясь от переизбытка адреналина, холода, истощения и потери крови.

«Ты должен вернуться в Аркан и достать яд дрона. Это единственный шанс спасти жизнь Рен. Потом нужно понять, как вылечить ее, что бы, черт подери, с ней ни произошло».

Я останавливаюсь и оглядываю город. Где-то там, среди хаоса и убийств, борются за жизнь мои отец и сестра, если они еще живы.

«Либо так, либо они тоже инфицированы, – рассуждаю я, – как Рен или тот мальчишка со старухой».

Я разрываюсь между городом и Арканом, между моей семьей и Рен, и на мгновение я выбираю город. Я делаю пару шагов в сторону горящего мегаполиса, но на меня накатывают воспоминания о Рен, и я останавливаюсь; прежняя Рен, до того, как она стала… тем, чем стала. Она помогла мне пережить сотни дней в тюрьме, которые без ее доброты и сострадания были бы просто невыносимыми. Я знаю, что могу вернуть ее, могу помочь ей так же, как она помогла мне. Я должен пройти обратно через туннель, кишащий крысами, ведь без моей помощи Рен умрет. Я должен верить, что моя семья еще жива и прячется где-нибудь в безопасности. Других вариантов для меня быть не может.

– В этот раз подготовься получше, – шепчу я себе, вспоминая крыс и их боязнь света.

Я пересекаю двор, осторожно открываю стеклянную дверь в задней части дома, плавно и тихо проскальзываю внутрь. Я максимально насторожен и готов к бою, ожидая нападения с любой стороны. Все спокойно.

Этот дом даже больше предыдущего. Мои дешевые тюремные туфли, пропитанные росой травы, скользят по кафельному полу комнаты, представляющей собой своего рода консерваторию – стеклянная крыша, стеклянные стены и мебель из бамбука.

Обнаружив в углу комод с выдвижными ящиками, я начинаю в них рыться в поисках фонарика.

«Он не сработает, – напоминаю я себе, – ничего сейчас не работает».

В гневе я чуть было не захлопываю ящик, но вовремя одергиваю себя.

Нужно развести огонь.

Я осматриваю комнату и останавливаюсь на бамбуковой мебели.

«Идеально», – решаю я и, опрокинув стул на бок, с силой опускаю ногу на его основание.

Треск оглушительно громкий, и я застываю, предвкушая звук шагов, устремляющихся ко мне из мрака. Я замер в готовности ринуться к двери в случае, если кто-нибудь появится, но никого нет. Я подбираю три разломанных полых бруска толстого дерева, каждый длиной около полуметра.