Ларри Нивен - Молот Люцифера [litres]

– Нет, – отчеканил тот.

– Изгнание, – произнес сенатор. – Сегодня днем. Решать, что вам можно взять с собой, я предоставляю Харди. Питер Бонар, вы приговариваетесь к изгнанию.

– Господи, у вас нет права вышвыривать меня из моего дома! – закричал мужчина. – Оставьте меня в покое, и мы тоже не будем вам мешать! Нам ничего от вас не нужно…

– Черта с два! – крикнул Джордж. – Вы постоянно просили нас о помощи! Корм, теплицы, и, да, мы даже выдали вам бензин, а вы нас обкрадывали! Вы заправили грузовик, чтобы привезти к себе зерно!

– Думаю, брат Варли позаботится о детях, – добавила какая-то женщина. – И о миссис Бонар тоже, если ей разрешат остаться.

– Она поедет со мной! – заорал Питер. – И дети тоже! Не имеете права отбирать у меня родных!

Джеллисон вздохнул. Обвиняемый искал сочувствия, надеясь, что его вместе с семьей не станут отправлять в изгнание.

Конечно, Артур рисковал, но, поскольку нельзя же и впрямь отобрать у Бонара детей… Или можно? И тем самым создать в Твердыне гнойник. Язву.

Отпрыски Питера будут всех ненавидеть. Кроме того, семью нельзя разрушать.

– Как вам угодно, – сказал сенатор. – Эл, пусть его близкие отправляются с ним.

– Господи помилуй! – завыл Бонар. – Пожалуйста! Умоляю…

– Проследите за ним, Эл, – устало проговорил Артур. – Позже мы обсудим, кого можно будет поселить на ферме.

– Хорошо, сэр.

«Босс терпеть этого не может. Но разве у него есть выбор? Мы не можем сажать людей в тюрьму. Мы не сумеем даже прокормить заключенных».

– Поганый ублюдок! – взвился Питер. – Жирный сукин сын, чтоб ты провалился!

– Выведите его, – приказал Харди.

Двое вооруженных работников вытолкнули Бонара вон. Пока фермера выводили из библиотеки, он продолжал браниться.

Когда он оказался в холле, Элу почудились звуки ударов.

Так или иначе, но ругань внезапно прекратилась.

– Я прослежу за исполнением приговора, сэр, – промолвил Харди.

– Спасибо. Что дальше?

– Миссис Дарден. Явился ее сын. Из Лос-Анджелеса. Хочет остаться здесь.

Джеллисон заметил, что Джордж Кристофер плотно сжал губы. Сенатор очень прямо сидел в кресле с высокой спинкой и смотрел зорко. Однако он чувствовал себя усталым, потерпевшим поражение – но не имел права сдаваться.

«Надо дотянуть до следующей осени, – думал он. – Тогда я отдохну. Будет хороший урожай. Должен быть. Еще год. А больше я ничего не прошу. Пожалуйста, Господи».

К счастью, дело было простым. Старуха, за которой некому присматривать. Прибыл ее родственник. Ее сын – один из нас, тут Джорджу возразить нечего. Все по правилам.

«Хотел бы я знать, хватит ли на него еды? И что будет зимой?»

Сенатор взглянул на старую леди и понял: что бы ни случилось с ее сыном, она точно до весны не протянет. И Артур внезапно ощутил к ней сильнейшую неприязнь: прежде, чем умереть, старуха съест немало.

Никогда в жизни Харви еще так не вкалывал. Поле усеивали валуны, которые следовало убрать. Кое-какие булыжники мог поднять и отнести в сторону один человек. Зато другие требовали усилий двоих, а некоторые и вообще дюжины.

Самые крупные приходилось раскалывать кузнечным молотом. Затем обломки уносили – из них строились низкие ограды.

Ромбическая решетка таких вот каменных заборов, которую можно увидеть в Новой Англии или в Южной Европе, всегда казалась Рэндоллу прелестной. До настоящего времени он и не подозревал, сколько человеческих страданий означает каждая такая стена. Их-то возводили не ради красоты, и не для того, чтобы обозначить границы, и даже не для защиты посевов от крупного рогатого скота и свиней. Или их сооружали исключительно по той причине, что надо бы ведь их куда-то девать, в конце концов, верно?

Большая часть пастбищ будет распахана под посевы. Причем под любые: ячмень, лук, дикие зерновые культуры из тех, что растут по канавам вдоль дорог – все, что только удастся посеять. А семян очень мало.

Вдобавок надо было решить, сохранить ли их для последующих посевов или съесть сейчас?

– Как в тюрьме, – проворчал Марк.

Рэндолл взмахнул молотом. Звякнул под ударом стальной клин, и валун аккуратно раскололся. Харви стало приятно настолько, что он почти забыл о бурчащем пустом желудке. Тяжелая работа, а еды впритык: сколько еще удастся так протянуть? Люди сенатора разработали режим питания – столько-то калорий на столько-то часов тяжелой физической работы (книги подтверждали, что расчет верный) – но желудок Рэндолла так, кончено, не думал.

– Крошим камешки, – пропыхтел Ческу. – Отличное занятие для помощника режиссера.

Он ухватился за один конец обломка, отколотый ими от валуна, а Харви поднял другой конец. Им хорошо работалось вместе, не требовалось объяснять друг другу, что делать. Мужчины отнесли камень к стене.

Рэндолл внимательно посмотрел на стену и ткнул пальцем: туда. Обломок точно улегся на выбранный участок.

Они пошли за следующим.

Несколько минут они стояли, отдыхая. Харви глазел на поле, где дюжина других молодцов дробила валуны и носила обломки к строящейся ограде. То же самое могло бы происходить сотни лет назад.

– Джон Адамс, – произнес он.

– А? – Марк ободряюще хмыкнул.

Под рассказы легче работалось.

– Второй президент Соединенных Штатов. – Харви с силой вогнал клин в крошечную трещину в валуне. – Он поступил в Гарвард. Чтобы заплатить за учебу, его отец продал поле, которое они называли «каменистым». Адамс решил, что лучше быть юристом, чем очищать почву от камней.

– Умный парень, – резюмировал Ческу. Придерживая клин, он поглядывал, как напарник поднимает кувалду. – От Гарварда сейчас мало что осталось.

– Да… и Брэйнтри, штат Массачусетс, тоже, и США, и почти вся Англия… Будут ли дети теперь изучать историю?

«Наверное, им придется, – подумал Харви, – ведь мы выкарабкаемся из этого кошмара, и наступит момент, когда снова станет важно знать, будет ли у нас король или президент… Вот тогда мы должны будем все сделать правильно, чтобы потом убраться с проклятой планеты раньше, чем ударит новый Молот. Когда-нибудь мы позволим себе роскошь изучения истории. А до тех пор мы будем думать об Англии так, как прежде думали об Атлантиде».